Американская фантастика. Том 2
Шрифт:
— Спасибо, — сказал я.
За окнами, по холмам и полям, уже понемногу разливался бледный предутренний свет. От всего исходило призрачное сияние — не то чтобы белое, но и не какого-нибудь определенного света, — так бывает только ранней ранью в августе.
Внизу на шоссе, по ту сторону барьера, сгрудились десятка два машин державших путь нам навстречу, на восток; кучками стояли люди. До меня доносился громкий голос, он с жаром, не умолкая, что-то выкрикивал, такой неугомонный горлопан непременно найдется в любой толпе. Кто-то развел на зеленой разделительной полосе небольшой костер, непонятно зачем — утро выдалось
И тут я вспомнил: я же хотел как-то связаться с Элфом и предупредить, что не приеду. Надо было позвонить от Доневена, а я совсем про это забыл. Я стоял в нерешимости — может, все-таки вернуться? Ведь ради этого телефонного звонка я и зашел к Доневену?
На шоссе скопились машины, идущие на восток, а на запад держали путь только моя машина да придавивший ее грузовик — стало быть, где-то дальше на востоке дорога тоже перекрыта. Так может быть… может быть, Милвилл огорожен со всех сторон?
Я раздумал звонить и двинулся в обход дома. Снова наткнулся на невидимую стену и пошел вдоль нее. Теперь я уже немного освоился с нею. Я смутно ощущал, что она здесь, рядом, и шел, доверяясь этому ощущению, так что держался чуть поодаль и лишь изредка все же на нее натыкался. В общем барьер шел по окраине Милвилла, лишь несколько одиноких домишек остались по другую сторону. Идя вдоль него, я пересек несколько тропинок, миновал две-три улочки, которые никуда ни вели, а просто обрывались на краю поля, и наконец дошел до неширокой дороги, что соединяет Милвилл с Кун Вэли, — это от нас миль за десять.
Дорога здесь спускается к Милвиллу по отлогому склону, и на склоне, сразу за барьером, стояла машина — старый-престарый расхлябанный драндулет. Мотор работал, дверца со стороны водителя была распахнута настежь, но внутри и вокруг — ни души. Похоже, что водитель, наткнувшись на невидимую стену, перетрусил и бежал куда глаза глядят.
Пока я стоял и смотрел, тормоза стали отпускать и драндулет двинулся вперед — сперва еле-еле, чуть заметно, потом быстрей, быстрей; под конец тормоза отказали начисто, машина рванулась под гору, через барьер, и налетела на дерево. Она медленно опрокинулась набок, из-под капота просочилась струйка дыма.
Но я вмиг забыл о машине, тут было кое-что поважней. Я бегом кинулся туда.
Драндулет прошел сквозь барьер, проехал дальше по дороге и разбился — значит, в этом месте никакого барьера нет! Я дошел до конца!
Я бежал по дороге вне себя от радости, у меня гора с плеч свалилась, ведь я все время втайне опасался — и с большим трудом подавлял это чувство, — что барьер идет вокруг всего Милвилла. Но облегчения и радости хватило не надолго — я опять грохнулся о барьер. Грохнулся изрядно, потому что налетел на него с разбегу, ведь я был уверен, что его здесь нет, и очень спешил в этом утвердиться. С разгона я продвинулся еще на три прыжка, глубже врезался в невидимое — и тут оно меня отшвырнуло. Я распластался на спине, с маху ударился затылком о мостовую. Из глаз посыпались искры.
Я медленно перекатился на бок, встал на четвереньки и постоял так минуту-другую, точно пес, угодивший под колеса; голова бессильно болталась, и я изредка поматывал ею, пытаясь избавиться от искр, которые все еще мелькали перед глазами.
На дороге затрещало, взревело пламя, и я вскочил. Ноги подгибались, меня шатало и качало, но надо было уходить. Разбитая машина горела, как свеча, того и гляди пламя дойдет до бензобака и ее взорвет ко всем чертям.
Впрочем, эффект оказался поскромнее, чем я ожидал: в машине глухо, свирепо фыркнуло и взвился огненный фонтан. Все-таки получилось достаточно шумно, и кое-кто вышел посмотреть, что происходит. По дороге бежали доктор Фабиан и адвокат Николс, а за ними с громкими криками и лаем неслась орава мальчишек и собак.
Пожалуй, стоило бы их дождаться, я многое мог им сказать и мне не хватало слушателей, но я тут же передумал. Медлить нельзя, надо проследить, куда идет дальше этот барьер, и найти, где он кончается… если только он где-нибудь кончается.
В голове у меня стало проясняться, перед глазами уже не плясали искры, и я немного собрался с мыслями.
Одно ясно и несомненно: пустая машина может прорваться сквозь барьер, но если в ней кто-нибудь есть, барьер нипочем ее не пропустит. Человеку его не одолеть, но можно снять телефонную трубку и говорить с кем угодно. И ведь еще раньше на шоссе я слышал крики людей, стоявших по ту сторону, слышал совсем отчетливо.
Я подобрал несколько палок и камней и стал кидать в барьер. Они пролетели насквозь, словно не встречали никакой преграды.
Стало быть, этот барьер неодушевленным предметам не помеха. Он только не пропускает ничего живого. Но откуда он, спрашивается, взялся? И для чего это нужно — не пускать к нам или не выпускать от нас ни одно живое существо?!
А между тем Милвилл просыпался.
Вышел на заднее крыльцо наш парикмахер Флойд Колдуэлл — без пиджака, подтяжки болтаются. Во всем Милвилле, кроме доктора Фабиана, один только Флойд ходит в подтяжках. Но у старика доктора они черные и узкие, как и подобает человеку степенному, а Флойд щеголяет в широченных и притом ярко-красных. Все, кому не лень, острят насчет этих его красных подтяжек, но Флойд не обижается. Он у нас малый не промах, сам первый остряк — и, видно, не зря старается: прославился на всю округу, от клиентов отбою нет, фермеры, которые с таким же успехом могли бы постричься в Кун Вэли, предпочитают съездить к нам в Милвилл, лишь бы послушать шуточки Флойда и поглядеть, как он валяет дурака.
Стоя на заднем крыльце, Флойд потянулся и зевнул. Потом поглядел на небо — какова будет погода? — и почесал бок. Где-то в конце улицы женский голос позвал собаку, и немного погодя хлопнула дверь — значит, собака прибежала на зов.
Странно, подумал я, все спокойно, никто не поднял тревогу. Может быть, пока еще мало кто знает про этот барьер. Может, те немногие, кто на него наткнулся, слишком ошарашены и еще не успели опомниться. Может, им еще не верится. А возможно, они, как и я, боятся сразу поднимать шум, пробуют сперва хоть отчасти разобраться, что к чему.
Но, конечно, это безмятежное спокойствие не надолго. Еще немного — и поднимется суматоха.
Теперь, двигаясь вдоль барьера, я шел задворками одного из самых старых домов Милвилла. Некогда это был красивый, с большим вкусом построенный особняк, но владельцы давно обеднели, и теперь здесь царила мерзость запустения.
По шатким ступеням заднего крыльца, опираясь на палку, спускалась тощая старуха. Редкие, совершенно белые волосы развевались даже в безветрии, окружая ее голову зыбким ореолом.