Американская фантастика. Том 7
Шрифт:
Потом она забеременела. И снова я нарушил свой долг, не приняв никаких мер. Видишь ли, я сам рассчитал ее Судьбу, приняв во внимание наши встречи, и знал, что вероятность беременности для нее довольно велика. Как ты, возможно, знаешь, а может быть, и не знаешь, связи Вечных с женщинами из Времени то и дело, несмотря на все предосторожности, приводят к подобным неприятностям. Все бывает. Но так как Вечным нельзя иметь детей, мы быстро и безболезненно ликвидируем последствия.
Но она так радовалась тому, что станет матерью! У меня не хватило духу огорчить ее, лишить ее этого счастья. Из Расчета Судьбы
А затем случилось совершенно непредвиденное. Она родила до срока…
Не удивительно, что ты так на меня посмотрел. У меня был ребенок, настоящий ребенок, мой собственный. Никто из Вечных не может сказать этого о себе. Но и это неслыханное нарушение законов — пустяк по сравнению с тем, что я совершил позднее.
Рождение ребенка было для меня полной неожиданностью. В этих вопросах мой жизненный опыт был крайне мал.
В панике бросился я к Расчету Судьбы и обнаружил, что проглядел маловероятную «вилку». Профессиональный Расчетчик сразу бы заметил ее. Я был наказан за свою чрезмерную самонадеянность.
Но что я мог поделать?
Убить ребенка? Его матери оставалось жить лишь две недели, и я решил: пусть они проживут этот срок вместе. Разве это так уж много — две недели счастья?
Расчет не солгал. Ровно через две недели она умерла. День, час и причина смерти — все было известно заранее. И то, что я целый год уже знал об этом, только усугубляло мое горе. Инструкция позволила мне провести с ней последние минуты. До самого конца я держал ее за руку. Другой рукой я обнимал своего сына.
Я сохранил ему жизнь. Почему ты так вскрикнул? Какое право ты имеешь осуждать меня?
Откуда тебе знать, что испытывает отец, держа на руках своего сына — крохотную частичку собственной жизни? Пусть у меня вместо сердца счетная машина, но я-то знаю!
Да, я сохранил ему жизнь. Что значило для меня еще одно преступление? Я поместил его в воспитательный дом и часто навещал (в строгой хронологической последовательности через определенные промежутки биовремени), оплачивая все расходы по его содержанию.
Так прошло два года. То и дело я проверял Расчет Судьбы своего сына (это нарушение вошло у меня в привычку) и каждый раз с удовольствием убеждался, что вредные эффекты отсутствуют с точностью до 0,00001. Мальчик научился ходить и лепетать несколько слов. Но никто не учил его называть меня «папой». Я не знаю, какие догадки в отношении меня строили Времяне, заведовавшие этим домом. Но они брали мои деньги и ни о чем не спрашивали.
Через два года на рассмотрение Совета Времен был вынесен проект Изменения, которое краешком захватывало 575-е. Незадолго до этого меня произвели в Вычислители. Детальная разработка проекта была поручена мне. Я гордился своим повышением. Возможность самостоятельно рассчитать Изменение привела меня в восторг.
Но к моей радости примешивалась озабоченность. В текущей Реальности мой сын был незванным пришельцем. В новой Реальности он не должен был иметь Аналогов. Мысль о том, что ему предстоит перейти в небытие, приводила меня в отчаяние.
Я разработал проект, который мне тогда казался
А затем я провел сутки в своем кабинете без еды и сна, до изнеможения повторяя этот Расчет в тщетной надежде отыскать в нем ошибку. Но ошибки не было.
Утром я должен был вручить свои рекомендации Совету. Вместо этого я, пользуясь приближенным методом, наскоро разработал для себя Инструкции и вышел во Время в точке, отстоящей от момента рождения моего сына на тридцать с лишним лет.
Ему было тридцать четыре года; столько же, сколько и мне тогда. Я представился ему в качестве дальнего родственника его матери. О своих родителях он ничего не знал; никаких воспоминаний детства у него не сохранилось.
Он работал авиационным инженером. В 575-м существовало много способов воздушных сообщений (так же, как и в теперешней Реальности). У него была интересная работа, он был уважаемым и преуспевающим членом общества. Его жена была очаровательной женщиной, но детей у них не было. В новой Реальности, где мой сын не должен был существовать, Аналог этой женщины никогда не выйдет замуж. Все это я знал давно. Я знал, что Реальность не пострадает, иначе я не мог бы оставить своего сына в живых. Все-таки я не был законченным негодяем.
Целый день я не отходил от своего сына. Любезно улыбаясь, мы беседовали на разные отвлеченные темы. Когда время, отпущенное мне Инструкцией, истекло, мы сухо простились. Но, прикрываясь маской равнодушия, я жадно впитывал каждый его жест, каждое слово, пытаясь навсегда сохранить их в своей памяти. На следующий день (по биовремени) эта Реальность должна была прекратить свое существование.
Как мне хотелось посетить заодно и тот отрезок Столетия, когда еще была жива моя жена, но у меня не оставалось ни секунды. Да и не знаю, хватило бы у меня мужества хоть издали взглянуть на нее.
Возвратившись в Вечность, я провел еще одну бессонную ночь. Трудно описать, какая борьба шла в моей душе. Но чувство долга победило. С опозданием на сутки я вручил свои рекомендации Совету.
Твиссел понизил голос до шепота и умолк. Сгорбившись, он сидел совершенно неподвижно, уставясь в какую-то точку на полу, и только руки его медленно сжимались и разжимались.
Не дождавшись продолжения, Харлан тихо кашлянул. Ему стало жаль старика.
— И это все? — спросил он после долгой паузы.
— Нет, хуже… гораздо хуже, — прохрипел Твиссел. — У моего сына в новой Реальности оказался Аналог. В четырехлетнем возрасте после полиомиелита он стал паралитиком. Сорок два года в постели при обстоятельствах, не позволяющих применить к нему технику регенерации нервов, открытую в 900-м. Я бессилен спасти его или хотя бы безболезненно окончить его мучения.
Эта Реальность все еще существует. Мой сын все еще там. Я один во всем виноват. Это я убил его мать и сделал его калекой. Я сам рассчитал это Изменение и отдал приказ совершить его. Много раз я нарушал законы ради него или ради его матери, но мне всегда будет казаться, что, исполнив свой долг и сохранив верность клятве Вечного, я совершил самое большое и единственное злодеяние за всю свою жизнь.