Американская история
Шрифт:
Сотовая связь была отключена или заблокирована – многие пассажиры жаловались на это. Я оставался сидеть на своем месте, правда, ремень расстегнул. Самолет больше никуда не летел. Внезапно дверь кабины пилотов открылась, и летный экипаж быстро зашагал по проходу. Они не проронили ни слова. Оба – сильные, крепкие парни, их глаза скрывали темные очки. Многие пассажиры проигнорировали распоряжение оставаться на местах и стали двигаться по салону. Пока оба пилота шли по проходу, их забрасывали вопросами. Мне хотелось похлопать им за их летное мастерство – они благополучно посадили самолет в чрезвычайных обстоятельствах. Но, как и все остальные, я хотел знать, что происходит, а у них наверняка было больше информации, чем у нас. Двое пилотов скрылись в задней части самолета, за ними последовали бортпроводники. Один из членов экипажа задернул занавеску.
Австралиец сидел в сторонке от других пассажиров. На нем были наушники, и он держал в руках портативную игровую консоль. Сотовая связь по-прежнему не работала. Внешне он был само спокойствие, похоже, единственный из нас, кого ничуть не волновало наше положение.
Между тем уже ходили самые невероятные слухи о том, что происходило в Нью-Йорке. Кто-то сказал, что там были взорваны бомбы, что там действовали вооруженные террористы, возможно даже, террорист-смертник. На самом же деле никто не мог знать больше, чем я сам. Мы услышали, как открылась и захлопнулась задняя дверь.
Какая-то женщина в задней части салона громко сказала, что видела, как увозили экипаж – их забрал грузовик с передвижным трапом.
Мы обливались потом и возмущались. Несколько человек воспользовались туалетом, у которого теперь не работал слив, и в салоне висел неприятный запах. Я все так же смотрел в окна, надеясь, что передвижной трап вернется, чтобы забрать нас, или приедет тягач, чтобы подтянуть нас к терминалу. Сотовая связь не работала. Это жутко раздражало часть пассажиров, они были в ярости от невозможности войти в Сеть.
Наконец за нами приехал грузовик с передвижным трапом. Еще через несколько минут вспышек возмущения и жалоб со стороны самых нервных пассажиров нам разрешили сесть в автобус. Некоторые из мужчин, проложив себе путь плечами, протолкнулись впереди всех.
Пока мы ехали к зданию аэровокзала, я поражался тому, сколько самолетов стояло на приколе. Большие и маленькие, грузовые и пассажирские, все мыслимые крылатые машины США. Много бортов международных компаний, большинство которых я не узнал. Все выходы терминала были открыты, поэтому другие самолеты парковались свободно, в любом месте, какое только им удалось найти. Я вспомнил статью, которую читал несколько лет назад в одном из журналов, для которых я писал: в ней говорилось, что сейчас так много гражданских самолетов, что отрасль может успешно работать только тогда, пока большинство из них находятся в воздухе. До меня вдруг дошло: каждый аэропорт в Северной Америке сейчас забит севшими самолетами, и высказанные в той статье опасения у меня на глазах стали реальностью.
Как только мы вышли из автобуса и двинулись к терминалу, водитель резко развернулся и на огромной скорости покатил через летное поле обратно.
Терминал
У меня не было багажа, о котором стоило бы беспокоиться, потому что я всегда путешествую налегке, но нескольким другим пассажирам пришлось протискиваться к багажной ленте (зал был битком забит тысячами людей), где им предстояло долгое и томительное ожидание. К счастью, я был свободен от этого. В терминале царил хаос: никаких сотрудников службы безопасности или информации не было, поэтому я прошел через вестибюль прямиком туда, где висел огромный телеэкран. Там уже собралась толпа, во все глаза смотревшая на него.
Австралиец тоже был там – я видел его уже знакомую рослую фигуру, рюкзак лежал на полу у его ног. Я протиснулся сквозь толпу и встал рядом.
– Привет, – сказал я, как будто был знаком с ним сто лет.
– Привет, приятель, я видел тебя в самолете. Гляди, разве это не нечто?
Мы посмотрели на телеэкран. Кадры сопровождал комментарий, но из-за гула голосов в терминале ничего не было слышно. Картинки и титры говорили сами за себя. Это был своего рода непрерывный монтаж кадров важнейших событий: самолеты таранят небоскребы и взрываются внутри зданий, наружу вырываются гигантские языки пламени, тщетные попытки спасения людей с земли, жуткие кадры оказавшихся в ловушке на верхних этажах несчастных, которые падали или совершали прыжок навстречу смерти, внезапное обрушение сначала одной башни, затем другой.
– Господи, они обе рухнули! – воскликнул австралиец. – Да этого просто быть не может!
Страшное зрелище повергло меня в шок. Даже толпа вокруг нас в терминале примолкла. Я подумал о людях, которые все еще были внутри, о пожарных, о полиции и машинах «Скорой помощи», сгрудившихся вокруг входов в здания. Это была беспрецедентная катастрофа, кошмарная, даже если бы обрушилось только одно здание, но два…
Ужас того, чему мы были свидетелями, лишил меня дара речи.
– Черт, мы только что увидели невозможное! – воскликнул австралиец. – Башни построены таким образом, чтобы выдержать столкновение с ними большого самолета.
– Но вы видели, что произошло! Самолеты с горючим…
– Этого недостаточно, чтобы их обрушить. Башни-близнецы были спроектированы с большим запасом прочности, все заложенные в расчеты коэффициенты были вдвое, а то и втрое выше обычных. Они не могут взять и вот так запросто рухнуть, осесть прямо вниз.
– Но мы видели, как это произошло, – повторил я, ничего не понимая. Пока я говорил, по телевизору повторно транслировали видео, на котором одна из башен на наших глазах оседала и рушилась, стальные колонны торчали с обеих сторон, а к земле устремлялось огромное облако обломков.
– Они падают, но это не обрушение. Это просто невозможно. Башни были построены так, чтобы выстоять, даже если в них врежется полностью заправленный топливом «Боинг 707».
Огромная пелена пыли застилала вид улицы и здания Нижнего Манхэттена.
– Вы говорите так, будто что-то об этом знаете, – заметил я.
– Я инженер-строитель, – сказал он. – Я работаю с архитекторами. Здания со стальным каркасом не могут обрушиться, это в принципе невозможно.
– Но огонь?..
– Без разницы. Никакое пламя, даже самой высокой температуры, не способно расплавить конструкционную сталь.
– А как насчет авиационного топлива?
– После первых нескольких секунд это мало что значило. Авиационное топливо сгорает слишком быстро, чтобы оказать какое-либо серьезное воздействие.
– Но это случилось! – Я махнул рукой в сторону телевизора. – Самолеты врезались в башни, повредили их, взорвались, устроили пожар.
– То, что вы видите, – это не обрушение, – сказал он. – Эти здания были взорваны. Это единственное объяснение. Кто-то, должно быть, заложил взрывчатку.
Я собрался было возразить, заявить, что это совершенно невероятно, но картинка на экране телевизора внезапно изменилась.