Американские боги
Шрифт:
– Трудно все. Слишком, черт побери, трудно. Даже не знаю, получится ли. С тем же успехом мы можем просто перерезать себе горло. Просто перерезать горло сами себе.
– Не надо тебе так говорить.
– Ну да, ну да.
– Что же, если ты перережешь себе горло, – Тень шуткой попытался вытянуть Среду из его депрессии, – возможно, тебе даже больно не будет.
– Будет. Даже для таких, как мы, боль есть боль. Когда действуешь в материальном мире, материальный мир воздействует на тебя. Боль причиняет страдание так же, как жадность пьянит, а похоть жжет. Возможно, мы и умираем трудно, возможно,
Тень не нашел, что на это сказать.
– Ты откуда звонишь?
– Не твое собачье дело.
– Ты пьян?
– Пока еще нет. Я все думаю о Торе. Ты его никогда не встречал. Большой парень, совсем как ты. Добросердечный. Не слишком умный, черт возьми, но отдаст тебе рубаху с тела, если его попросишь. И убил себя. Засунул ствол в рот и прострелил себе башку в Филадельфии в 1932 году. Ну разве так положено умирать богу?
– Прости.
– Тебе же насрать, сынок. Он был вроде тебя. Тупой громила. – Среда замолчал и закашлялся.
– Что случилось? – во второй раз спросил Тень.
– Они вышли на связь.
– Кто?
– Оппозиция.
– И?
– Хотят обсудить перемирие. Мирные переговоры. Живи и давай, черт побери, жить другим.
– И что будет теперь?
– Теперь я поеду пить плохой кофе с технопридурками в Массоник-холл в Канзас-Сити.
– О'кей. Ты меня где-нибудь подхватишь или мне туда подъехать?
– Оставайся на месте и не высовывайся. Ни во что не впутывайся. Слышишь?
– Но…
Послышался щелчок, а за ним – молчание мертвой линии. Телефон все еще был отключен. Гудка не было, как не было его и прежде.
Оставалось только убивать время. Разговор со Средой разбередил тревогу. Тень встал, намереваясь прогуляться, но за окном уже спускались сумерки, поэтому он снова сел.
Взяв со стола «Протоколы заседаний городского совета Приозерья за 1872-1884», он взялся перелистывать страницы, скользя глазами по мелкому шрифту, не читая, по сути, но временами останавливаясь, когда что-то привлекало его внимание.
В июле 1874 года, как выяснил Тень, городской совет был озабочен наплывом в город сезонных лесорубов-иностранцев На углу Третьей и Бродвея собирались строить оперный театр Предполагалось, что неурядицы, связанные с уничтожением Мельничного ручья, стихнут сами собой, как только запруда при мельнице превратится в озеро. Совет санкционировал выплату семидесяти долларов мистеру Сэмуэлю Сэмуэльсу и восьмидесяти пяти долларов мистеру Хейки Солминену в компенсацию за землю и расходы, понесенные в ходе перевоза имущества с участка, подлежащего затоплению.
До того Тени даже не приходило в голову, что озеро могло быть рукотворным. Зачем называть город Приозерье, если вначале была только подлежащая уничтожению запруда при мельнице? Он стал читать дальше и обнаружил, что проект создания озера возглавлял некий мистер Хинцельман, изначально Хюденхулен из Баварии, и что совет выделил ему сумму в триста семьдесят долларов, а любая разница должна была покрываться подпиской среди жителей городка. Оторвав кусочек бумажного полотенца, Тень заложил им страницу, представляя себе, как рад будет старик увидеть в книге имя своего деда. Интересно, знал ли он, какую роль сыграла его семья в возникновении озера? Тень полистал страницы в поисках более ранних планов проекта.
Озеро «открыли» на торжественной церемонии весной 187б года, так как сами торжества стали предшественником празднеств в честь столетнего юбилея города. Совет проголосовал за то, чтобы отблагодарить мистера Хинцельмана.
Тень взглянул на часы. Половина шестого. В ванной он побрился и пригладил волосы. Переоделся. И тем убил еще пятнадцать минут. Прихватив вино и растение, он вышел из квартиры.
Дверь открылась по его стуку. Маргерит Ольсен выглядела почти также нервно и неуверенно, как он себя чувствовал. Она забрала бутылку и растение в горшке, вежливо сказала «спасибо». Работал телевизор, в видеомагнитофон была вставлен «Волшебник из Страны Оз». Самое начало: все еще цвета сепии, Дороти еще в Канзасе, сидит, закрыв глаза, в повозке профессора Чудо, а старый мошенник делает вид, что читает ее мысли, но смерч, который вырвет ее из привычной жизни, уже надвигается. Сидя перед экраном телевизора, Леон катал взад-вперед игрушечную пожарную машинку. При виде Тени лицо мальчика расплылось в радостной улыбке. Он вскочил, бегом бросился в спальню – даже оступился в волнении по пути – и мгновение спустя вновь появился в гостиной, победно размахивая четвертаком.
– Смотри, Майк Айнсель! – крикнул он. Сжал вместе обе руки, делая вид, что берет монетку в правую, потом открыл пустую ладошку. – Я сделал так, чтобы она пропала, Майк Айнсель!
– Точно, – согласился Тень. – После того, как поедим, если мама не будет против, я покажу тебе, как сделать это еще лучше.
– Если хотите, можно сейчас, – сказала Маргерит. – Нам еще надо дождаться Саманту. Я послала ее за сметаной. Не знаю, что ее так задержало.
Словно по подсказке на деревянной веранде послышались шаги, и кто-то плечом толкнул входную дверь. Тень ее поначалу не узнал, а потом она уже говорила:
– Я не знала, хочешь ли ты с калориями или ту, которая на вкус как клейстер для обоев, поэтому купила с калориями. И тут он узнал голос: девчонка с дороги в Каир.
– Сойдет, – сказала Маргерит. – Сэм, это мой сосед Майк Айнсель. Майк, это – Саманта Черная Ворона, моя сестра.
«Я тебя не знаю, – с отчаянием стал думать Тень. – Ты никогда раньше меня не встречала. Мы совершенно чужие друг другу». Он пытался вспомнить, как думал слово «снег», как легко и просто это было тогда. Сейчас был крайний случай. Он протянул руку:
– Рад познакомиться.
Поморгав, она пристально взглянула ему в лицо. Мгновение недоумения, а потом в глазах у нее появилось узнавание, и уголки рта изогнулись в усмешке.
– Привет, – сказала она.
– Пойду посмотрю, как там обед, – сказала Маргерит натянутым тоном человека, который сжигает все и вся на плите, стоит ему хоть на минуту оставить ее без присмотра.
Сэм стащила пуховик и шапку.
– Выходит, ты и есть тот меланхоличный и мистический сосед, – заявила она. – Подумать только! – продолжила она шепотом.