Американские боги
Шрифт:
Голос прорезался снова, с навязчивой интонацией классного наставника:
— А это боги, о которых теперь вообще никто не помнит. Даже их имена стерлись из памяти. Народы, которые им молились, забыты точно так же, как их боги. Изваяния низвержены давным-давно и разбиты. Последние жрецы умерли, никому не передав своих тайн… Боги смертны. И когда они умирают совсем, никто не оплакивает их, никто не вспоминает. Идею убить куда труднее, чем человека, но в конечном счете можно убить и ее.
Откуда-то из глубины залы накатил слитный шум, то ли шепот, то ли шорох, который
Он пришел в себя: сердце колотилось как бешеное, лоб в испарине, сна ни в одном глазу. Красные цифры на электронном будильнике показывали три минуты второго. В окно попадал свет от неоновой вывески мотеля, которая оказалась прямо над его комнатой. Тень встал и, пошатываясь, пошел в крохотную гостиничную ванную. Помочился, не включая света, и вернулся в спальню. Только что приснившийся сон все еще стоял перед глазами, но было непонятно, чего он так испугался и по какой причине.
Свет, что лился в комнату через окно, был довольно тусклым, но глаза Тени успели привыкнуть к темноте. На краешке его кровати сидела женщина.
Он узнал ее. Он узнал бы ее даже в толпе из тысячи, сотни тысяч других женщин. На ней по-прежнему был темно-синий костюм, в котором ее похоронили.
Говорила она шепотом, но шепот был ему знаком.
— Ты, наверное, хочешь спросить, — начала Лора, — что я здесь делаю?
Тень не ответил.
Он сел на единственный в комнате стул, помолчал, а потом спросил наконец:
— Это ты?
— Да, — ответила она. — Мне холодно, бобик.
— Ты умерла, девочка моя.
— Да, — сказала она. — Да. Я знаю. — Она положила ладонь на кровать, рядом с собой. — Иди сюда, посиди со мной, — попросила она.
— Нет, — сказал Тень. — Я уж лучше здесь как-нибудь. Нам с тобой надо кое-что выяснить.
— Это насчет того, что я мертвая?
— Можно и так сказать. Но меня скорее беспокоит то, как именно ты умерла. Вы умерли — ты и Робби.
— А, — сказала она, — ты об этом.
Тень почувствовал — или это ему только показалось? — запах тлена, цветов и формальдегида. Его жена — его бывшая жена… нет, поправил он сам себя, его покойная жена — сидела на кровати и не моргая смотрела на него.
— Бобик, — сказала она, — не мог бы ты — в общем, если тебе не сложно, не мог бы ты найти мне сигарету?
— Мне казалось, ты бросила курить.
— Бросила, — согласилась она. — Но я теперь уже не очень-то переживаю насчет здорового образа жизни. Глядишь, успокоюсь немного. Там, в холле, стоял автомат.
Тень натянул джинсы и майку и вышел, босой, в холл. Ночной портье, средних лет мужчина, сидел за стойкой и читал роман Джона Гришема. Тень купил в автомате пачку «Вирджинии слимс». И попросил у портье коробку спичек.
— Вы в номере для некурящих, — сказал портье. —
— Будет сделано, — кивнул Тень.
Он вернулся в комнату. Лора успела лечь на спину, прямо поверх скомканного покрывала. Тень открыл окно и отдал ей сигареты и спички. Пальцы у нее были холодные. Она чиркнула спичкой, и он увидел, что ногти, которые обычно были у нее в безукоризненном состоянии, облуплены и обломаны, и под ними — грязь.
Лора прикурила, затянулась и задула спичку. Потом затянулась еще раз.
— Ничего не чувствую, — сказала она. — Наверное, зря я это.
— Мне очень жаль, — сказал Тень.
— Мне тоже, — ответила Лора.
Когда она затягивалась, огонек разгорался, и он видел ее лицо.
— Значит, — сказала она, — тебя все-таки выпустили.
— Да.
Огонек из темно-красного стал оранжевым.
— Спасибо тебе еще раз. Не стоило тебя во все это впутывать.
— Брось ты, — сказал он. — Это был мой выбор. Вполне мог отказаться.
Интересно, подумал он, а почему ты ее совсем не боишься? Только что сон про музей напугал тебя до смерти, а вот ходячий труп — ничуть не беспокоит.
— Ага, — подхватила она. — Мог, конечно. Дубина ты моя стоеросовая.
Дым вился у ее лица. В тусклом свете сигареты она казалась ему очень красивой.
— Хочешь узнать, что было у нас с Робби?
— В общем, да.
Она затушила сигарету в пепельнице.
— Ты был в тюрьме, — начала она. — А мне нужно было хоть с кем-то поговорить. Нужна была жилетка, в которую я могла выплакаться. Тебя же не было. А мне было плохо.
— Извини. — Тень обратил внимание, что с голосом у нее что-то не так, вот только неясно, что именно.
— Да ладно. Ну, началось все с малого — кофе вместе попить. Поговорить о том, что мы устроим, когда ты выйдешь. Как будет здорово, когда ты вернешься. Ты же знаешь, ты ему нравился, по-настоящему. Ему хотелось, чтобы ты снова устроился к нему на работу.
— Я знаю.
— А потом Одри уехала на неделю в гости к сестре. Было это через год, нет, через тринадцать месяцев после того, как тебя посадили. — Голос у нее был абсолютно ровным, лишенным всякого выражения; каждое слово — глухое и плоское, будто камушки падают в глубокий колодец, один за другим. — Робби зашел в гости. И мы напились. И трахнулись на полу в спальне. Классно было. Просто здорово.
— Вот об этом ты мне лучше не рассказывай.
— Правда? Ну, извини. Когда умираешь, все становится без разницы. Ну, понимаешь, вроде как фотографии смотришь. И, в общем, как-то все равно.
— Мне не все равно.
Лора прикурила еще одну сигарету. Движения у нее были быстрые и отточенные, никакой скованности. Тень даже на мгновение засомневался, — а мертвая ли она на самом деле. Вдруг это какой-то сложносочиненный фокус.
— Ну да, — продолжила она. — Понятно. В общем, начался у нас с ним роман — хотя мы его так и не называли, мы вообще это никак не называли — и длился он почти два года.