Американские боги
Шрифт:
— Пусть только попробуют, — процедила она. — Изловить меня им будет нелегко, а убить — и того труднее.
Сидевший рядом с ней приземистый и широкоплечий молодой человек прочистил горло, привлекая к себе внимание, а потом сказал густым раскатистым голосом:
— Послушай, Отец Всех, мой народ живет вполне себе ничего. При прочих равных можно сказать, что мы чуть ли не благоденствуем. Если эта твоя война обернется против нас, мы можем все потерять.
Среда сказал:
— Вы уже потеряли все на свете. И я предлагаю вам шанс кое-что
С этими его словами пламя взмыло высоко вверх, осветив лица всех сидевших в зале.
Я же не верю во все это, думал Тень. Я ни во что это не верю. Наверное, мне по-прежнему пятнадцать лет. Мама еще жива, и я даже не успел познакомиться с Лорой. И все, что произошло за последнее время, — просто сон, очень подробный и достоверный сон. Но и в это поверить у него тоже не получалось. Ибо верим мы посредством наших чувств, тех инструментов, которые используем при восприятии мира: зрения, осязания, памяти. И если чувства нас обманывают, верить нельзя ничему. Но даже если мы ни во что не верим, идти по какой-либо другой дорожке, кроме той, что показывают нам наши чувства, мы не в состоянии: и эту дорожку мы должны пройти до самого конца.
А потом огонь догорел, и в Валаскьяльве, Зале Одина, воцарилась тьма.
— И что теперь? — прошептал Тень.
— А теперь вернемся назад, туда, где карусель, — вполголоса произнес в ответ мистер Нанси. — И старина Одноглазый угостит нас всех ужином, пожмет пару рук, поцелует пару младенцев, и больше никто на свете не произнесет слова на букву «б».
— Слова на букву «б»?
— Боги. Так все-таки что ты делал в тот день, когда людям раздавали мозги, а, парень?
— Да вот, помнится, кто-то рассказывал байку про то, как у тигра сперли орешки, и мне пришлось бросить остальные дела и дослушать, чем дело кончилось. — Мистер Нанси хихикнул. — Но ведь ничего еще не решено. Никто и ни под чем не подписался.
— Он теперь будет их потихоньку уламывать. По одному за раз. Сам увидишь. В конце концов все они будут с нами.
Откуда ни возьмись поднялся ветер: перебирал Тени волосы, пальцами проходился по лицу, толкал в бок.
Они уже стояли в зале с Величайшей в Мире Каруселью и слушали «Императорский вальс».
На другом конце зала Среда бойко общался с какой-то группой, судя по виду — обычных туристов, вот только было их ровно столько, сколько призрачных фигур сидело недавно в палатах Одина.
— Сюда, пожалуйста, — громогласно объявил Среда и вывел публику через единственный в зале выход, оформленный в виде чудовищной пасти, с зубами столь многочисленными и острыми, что казалось, всю честную компанию они уже через секунду нашинкуют в капусту. Среда среди этих людей был — как рыба в воде, как политик на вечеринке: шутил, подбадривал кого-то, улыбался, мягко протестовал, примирительно пожимал руки.
— А это все и вправду было? — спросил Тень.
— Что и вправду
— Зал. Огонь. Орешки тигра. Катание на карусели.
— Ты что, сдурел? На карусели вообще никому кататься нельзя. Ты разве таблички не видел? А теперь заткнись.
Чудовищная пасть вела в комнату с механическими оркестрами, что вызвало у Тени замешательство, — разве не этой именно дорогой они сюда шли? Впрочем, и во второй раз комната показалась ему ничуть не менее странной. Среда провел всех вверх по лестнице мимо свисавших с потолка четырех всадников Апокалипсиса и далее — по указателям, в сторону ближайшего выхода.
Тень и Нанси замыкали группу. Буквально через несколько минут Дом-на-Скале остался позади, они прошли по магазину сувениров и двинулись в сторону парковки.
— Жаль, ушли так рано, — сказал мистер Нанси. — Я, вроде того, надеялся взглянуть на самый большой в мире искусственный оркестр.
— Да видел я его, — откликнулся Чернобог. — Ничего особенного.
Ресторан оказался в десяти минутах езды от Дома-на-Скале. Среда проинформировал каждого из своих гостей, что за ужин заплатит сам, а для тех, у кого не оказалось автомобиля, организовал доставку.
Тень прикинул про себя: а как, интересно знать, они, во-первых, добрались до Дома-на-Скале, не имея средств передвижения, а во-вторых, как собираются отсюда разъезжаться. Но вслух ничего говорить не стал. Это, судя по всему, на данный момент было с его стороны самое удачное решение.
Отвозил гостей к ресторану, естественно, Тень: женщина в красном сари устроилась на переднем сиденье, с ним рядом. На заднем были двое мужчин: приземистый, странного вида молодой человек, имени которого Тень не разобрал, но звучало похоже на «Элвис», и еще один, в темном костюме, которого Тень вообще не запомнил.
Когда этот человек садился в машину, Тень стоял рядом, открыл перед ним дверцу и закрыл ее, но когда тот сел, не мог вспомнить ни единой детали. Он нарочно обернулся и постарался рассмотреть его как следует: лицо, волосы, одежду, и только убедившись в том, что теперь наверняка сможет узнать его при следующей встрече, развернулся обратно, включил зажигание — и тут же обнаружил, что всякое воспоминание об этом человеке начисто стерлось из его памяти. Осталось только общее ощущение, что человек этот весьма зажиточный, и больше ничего.
Что-то подустал я, подумал Тень. Он бросил украдкой взгляд вправо и окинул глазами индуску. На шее — цепочка из крохотных серебряных черепов; браслетик из соединенных как попало человеческих голов и рук, который мелодично позвякивал при каждом ее движении; темно-синий бриллиант на лбу. Пахло от нее пряностями — кардамоном и мускатным орехом — и цветами. Волосы у нее были цвета перца с солью: заметив, что он на нее смотрит, она улыбнулась в ответ.
— Можешь называть меня Мама-джи, — сказала она.