Американские заметки
Шрифт:
В Цинциннати мы пробыли всего один день и затем двинулись дальше, в Сэндаски. Так как ехать нам пришлось на двух почтовых каретах, описание которых в дополнение к уже виденным мной экземплярам, даст исчерпывающую характеристику этому виду транспорта в Америке, я прихвачу с собой в попутчики читателя и постараюсь одолеть расстояние как можно скорее.
Сначала мы направились в Колумбус. Он расположен милях в ста двадцати от Цинциннати, но туда ведет макадамова дорога [111] (редкое счастье!), и ехать по ней можно со скоростью шести миль в час.
111
…туда
Выехали мы в восемь часов утра в большой почтовой карете, раздутые щеки которой горят таким полнокровным румянцем, точно она страдает приливами крови к голове. А уж водянка у нее – несомненно, ибо в нее набилась целая дюжина пассажиров. Но, как ни удивительно, карета очень чистенькая и нарядная, потому что совсем еще новая, и она превесело загромыхала по улицам Цинциннати.
Путь наш пролегает по красивой местности, земля здесь отлично возделана и обещает обильный урожай. То мы едем мимо поля, ощетинившегося крепкими стеблями кукурузы, точно на нем вдруг выросли трости, то мимо огороженного участка, где в лабиринте между пнями уже пробиваются зеленые всходы пшеницы. Всюду изгороди из полыни – довольно примитивные и, надо сказать, пребезобразные; зато фермы здесь чистенькие, и, если бы не ряд особенностей, отмеченных выше, нам казалось бы, что мы путешествуем по графству Кент [112] .
112
Графство Кент – одно из графств Англии, ограниченное с севера Темзой, с востока – Северным морем, а с юга – Ламаншем и графством Сэррей.
Мы часто останавливаемся напоить лошадей у постоялых дворов, как правило унылых и тихих. Кучер слезает с козел, наполняет водой бадейку и подносит ее к морде лошади. Редко-редко какой-нибудь зевака задержится подле нас; а чтобы собралась компания шутников и хохотала бы до упаду, этого здесь и не ждите. Иной раз, сменив лошадей, мы никак не можем сдвинуться с места, а виной тому здешний обычай объезжать молодняк: лошадь ловят, взнуздывают, несмотря на сопротивление, и без околичностей впрягают в карету; она долго взбрыкивает, яростно артачится, но кое-как мы снимаемся с места; и едем дальше трусцой – как ехали раньше.
Иной раз на стоянке, где нам перекладывают лошадей, из дому, засунув руки в карманы, выходят два-три подвыпивших бездельника, или, усиленно работая пятками, они раскачиваются в качалках, или висят на подоконнике, или сидят на перилах под колоннами, – сказать им, как правило, нечего ни нам, ни друг другу; они просто сидят и пялят глаза на карету и лошадей. Среди них обычно и сам хозяин: глядя на него, можно подумать, что он меньше всех заинтересован в том, что делается в его заведении. Он и впрямь печется о своей таверне не больше, чем кучер о карете и пассажирах; что бы ни случилось, – он не беспокоится: его дело сторона.
Хотя кучеров здесь меняют часто, облик их остается неизменным. Кучер всегда грязен, угрюм и молчалив. Если у него и есть какие-то достоинства, морального или физического свойства, то он обладает поистине удивительной способностью скрывать их. Он никогда не заговорит с вами, хоть вы и сидите с ним рядом на козлах, а когда вы сами с ним заговорите, он ответит односложно или совсем не ответит.
Он вечно жует и вечно сплевывает и никогда не затрудняет себя употреблением носового платка. Последствия этого для пассажира на козлах, особенно если ветер дует в его сторону, не слишком приятны.
Если карета останавливается и до вас доносятся голоса пассажиров, сидящих в кузове, или если к ним обращается какой-нибудь прохожий или кто-нибудь из пассажиров, или пассажиры заводят разговор между собой, – вы непременно услышите фразу, которая будет повторяться все снова и снова и снова – до бесконечности. Фраза эта – самая обыденная и ничего не говорящая, всего-навсего «Да, сэр», но ее приноравливают к любым обстоятельствам и заполняют ею любую паузу в разговоре. Например.
Время – час пополудни. Место действия – постоялый двор, где нам положено остановиться на обед. Карета подъезжает к воротам. Погода теплая, и несколько зевак толкутся у таверны, дожидаясь часа обеда. Среди них солидный джентльмен в коричневой шляпе, раскачивающийся в качалке тут же на тротуаре.
Не успела наша карета остановиться, как из ее оконца выглянул джентльмен в соломенной шляпе.
Соломенная шляпа (толстому джентльмену в качалке). Никак судья Джефферсон, а?
Коричневая шляпа (продолжая качаться; очень медленно, с полнейшим безразличием). Да, сэр.
Соломенная шляпа. Тепло, судья.
Коричневая шляпа. Да, сэр.
Соломенная шляпа. А на прошлой неделе какой холод-то вдруг прихватил.
Коричневая шляпа. Да, сэр.
Соломенная шляпа. Да, сэр
Пауза. Оба посмотрели друг на друга очень серьезно.
Соломенная шляпа. Вы, верно, уже покончили с этим делом о корпорации, судья?
Коричневая шляпа. Да, сэр.
Соломенная шляпа. Какой же вынесли приговор, сэр?
Коричневая шляпа. В пользу ответчика, сэр.
Соломенная шляпа (вопросительно). Да, сэр?
Коричневая шляпа (утвердительно). Да, сэр.
Оба (задумчиво, каждый глядя вдоль улицы). Да, сэр…
Новая пауза. Оба снова смотрят друг на друга, еще серьезней, чем прежде.
Коричневая шляпа. Карета сегодня, по-моему, сильно запоздала.
Соломенная шляпа (неуверенно). Да, сэр.
Коричневая шляпа (взглянув на часы). Да, сэр; часа на два.
Соломенная шляпа (в величайшем удивлении вскинув брови). Да, сэр?
Коричневая шляпа (решительным тоном, пряча часы). Да, сэр.
Все остальные пассажиры в дилижансе (друг другу). Да, сэр.
Кучер (очень сварливо). Нет, не запоздала.
Соломенная шляпа (кучеру). Ну, не знаю сэр. Мы довольно-таки долго тащились последние пятнадцать миль. Что правда, то правда.
Так как кучер ничего не отвечает и явно не хочет вступать в пререкания по предмету, столь далекому от его симпатий и чувств, какой-то другой пассажир говорит: «Да, сэр», после чего джентльмен в соломенной шляпе в знак признательности за его учтивость говорит в ответ уже ему: «Да, сэр». Потом соломенная шляпа спрашивает коричневую, не находит ли он, что карета, в которой он (соломенная шляпа) сидит, совсем новенькая. На что коричневая шляпа опять отвечает: «Да, сэр».