Американский детектив
Шрифт:
— Я о нем не рассказывал бы. Мы слишком непохожи. Берт просто старый неотесанный ирландский грубиян.
— А Нат совсем другой. Он просто ягненок, иногда даже слишком.— Зиб нахмурилась. — Не смотри на меня так. Ягненок и есть.
— Чего я меньше всего хочу, — медленно ответил Саймон, глядя ей в глаза, — это спорить с тобой.
— Тогда не говори так.
— Сегодня ты какая-то колючая, а?
— Он мой муж.
— И ты хорошо его знаешь,— кивнул Саймон. А сам подумал, что она его совсем не знает и, возможно, это к лучшему.
— Ладно,—
Зиб вдруг догадалась:
— Ты его боишься, да?
Он отпил «мартини», обдумал ее вопрос и наконец ответил:
— Боюсь.
Он совсем не пытался казаться героем, пожалуй, легче будет добиться своего, если он попытается добиться от Зиб жалости и сочувствия. Он уже не раз с успехом использовал этот прием.
— Ты и я, — сказал он, — просто анахронизмы. Мы были воспитаны с верой, что все мужчины — джентльмены, а все женщины — леди. Никаких обманов, никаких подлостей, никаких ударов ниже пояса, жизнь, где все играют по правилам.
Он замолчал, чтобы проверить, как это подействовало. Зиб не была уверена, что правильно поняла мысль Пола, но ей было лестно, что с ней ведут серьезный разговор о серьезных вещах. Редко кто из мужчин так делает. Они с Полом действительно принадлежат к одному кругу, так что с этим она могла согласиться. Кивнула:
— Продолжай.
— По-моему, сегодняшние дети смотрят на вещи проще нас,— продолжал Пол.— Им прочтут из Матфея: «И поступайте с другими так, как хотели бы вы, чтобы они поступали с вами!», а они заявляют, что все это бредни, в которые никто давно не верит. Это, конечно, не совсем так. Но люди, которые на виду, те, которым мы завидуем, те, кто, как говорится, добился успеха, в самом деле не всегда руководствуются десятью заповедями, если вообще хоть когда-нибудь их соблюдают.
Зиб показалось, что она поняла.
— Например твой тесть? — спросила она.
— Именно. Берт — провинциальный деляга. Он мастер крутой схватки, а поскольку берет круче остальных, то ему везет.
Зиб с любопытством взглянула на него через стол.
— А тебе нет?
Он пожал плечами.
— Я мелкая сошка. — В его усмешке промелькнула грусть. — И Патти вынуждена все время меня подталкивать.
«В известном смысле, — подумал он, — я был прав, сказав, что иногда сам задумываюсь, что я за тип. Я был и остаюсь хамелеоном, способным сливаться со своим окружением. Я умен, хорошо знаю технику — это удивительно, учитывая полученное мной образование, недурен собой, но этим перечень моих достоинств и ограничивается».
Иногда Полу казалось, что ему недостает какого-то важного компонента, может быть, какого-то недостатка, и поэтому он никогда так и не стал значительной личностью.
— Мне нравится Патти, — сказала Зиб.
— Желаю удачи, — снова улыбнулся он, — Я не шучу, как тебе может показаться. Меня бы не удивило, если бы Патти решила играть на два фронта. Мужчины ее не слишком интересуют. Не исключая меня. —
— Да нет.
— А-а, эмансипированная женщина!
— Я принимаю вещи такими, какие они есть.
Пол подумал, что в феминистках хуже всего то, что они все принимают всерьез и разговаривают одними цитатами.
Зиб пригубила свой «мартини», подняла глаза.
— Я ведь тебя почти не знаю…— Пауза.— Иногда сомневаюсь, знаю ли кого-нибудь вообще. У тебя никогда не бывает такого чувства? Знаешь, как будто ты — никто.
— Очень часто.
Пол показал официанту, что пора принести следующее блюдо.
— Если предстоит встреча с Бертом Макгроу, то стоит подкрепиться.
— То, что ты сказал о Нате… — начала Зиб.
— Я сказал, что он не слишком отличается от Берта Макгроу.
— Что ты имел в виду?
Пол усмехнулся.
— Это человек с Дикого Запада. Он научился хорошо маскироваться, но все время то тут, то там что-нибудь выглядывает. «Разговаривая со мной, улыбайтесь, чужеземцы!» И тому подобное.
Зиб покачала головой.
— Ты ошибаешься. Я тебе это уже говорила. Он ягненок, и я была бы рада, если бы это было не так.
В душе она сказала себе: «Тогда мне не нужны были бы ни ты, ни кто другой. Так что в определенном смысле сам виноват». Эта мысль ее хоть немного утешила.
— Ласточка моя, — сказал Пол, — я тебе кое-что скажу. Смотри, не зайди с ним однажды слишком далеко. Смотри. А теперь давай поедим. Мне нужно успеть на высочайшую аудиенцию.
Когда Макгроу вошел в ресторан Мартина, Патти сидела за столиком на двоих. Мартин лично встретил его, предложил меню и проводил через зал к дочери. Макгроу наклонился и поцеловал дочь, причем не в щеку, а прямо в губы — для Макгроу поцелуй был поцелуем, а не каким-то символическим жестом.
Потом он сел. Его уже ожидала порция виски, как всегда, со льдом. Он пригубил его, вздохнул и улыбнулся дочери.
— Твое здоровье, лапушка.
— Вы неважно выглядите, мистер Макгроу.
— Возможно, но при виде тебя мне становится лучше.
Он не солгал. Патти была на целое поколение моложе Мери, но они были так похожи, что он не переставал удивляться. Обе излучали мягкое теплое спокойствие — слава Богу, Патти не достались его грубые гены. Ее присутствие всегда успокаивало его.
— Когда со мной ты и мое виски, я чувствую себя гораздо лучше.
Патти тоже улыбнулась.
— Не обманывай, папка. Ты очень устал. Большие проекты уже не для тебя, а ведь эта Башня — вообще самая огромная из всех твоих построек.
— Наверное, тебе пожаловалась мама?
— Да не в этом дело. — Все еще улыбаясь, она добавила: — Я не слепая. Тебе нужно отдохнуть. Съезди куда-нибудь с мамой. Выберитесь наконец в Ирландию: вы об этом столько говорите… Почему ты туда так и не съездил, папа?