Американский принц
Шрифт:
***
Боевые действия начались всерьез. Это не называли войной еще четыре года, но неважно, как это называли в Вашингтоне. Это была война.
Мы все это знали, наши союзники это знали, наши враги это знали. Даже холмы, казалось, это знали — дождь и туман превращали область вокруг нашей базы в скрытое болото. Через неделю после того, как мы с Колчестером вернулись, я со своим взводом патрулировал ряд путей на другой стороне ближайшей к нашей базе низкой горы. Были сообщения о том, что сепаратисты использовали близлежащие долины, чтобы спрятаться от украинских и румынских сухопутных войск, и наша работа состояла в том, чтобы выкурить их. До сих пор мы ничего не добились,
Прозвучал треск, словно треснула маленькая ветка.
Разве что это была не ветка.
— Вниз! — закричал я. — Вниз! Вниз!
После этого в лесу засвистели пули, точно так же, как во время тренировки, но на этот раз пули были без краски, они были настоящими. Я вспомнил слова Колчестера, когда мы встретились в первый раз: «У них нет фальшивых патронов, лейтенант Мур», и подумал о нашей тренировке в лесу, когда он выстрелил мне в руку.
Подумал о его пальцах на моей руке, то жестоких, то нежных.
Но тренировка…
— Они в русле реки, — закричал я в рацию, думая о Колчестере и его людях, пришедших по губе той реки. — Стреляйте туда.
Мы так и сделали, я и Даг прокладывали путь. Хлоп, хлоп, хлоп — доносились выстрелы, когда с эхом проносились сквозь деревья. Я слышал, как люди кричали, разговаривали, бежали и перезаряжали оружие, и я с волнением оценивал их количество, стреляя в устье реки, а затем уклонялся за деревьями и считал всех: падающих на землю, не раненых солдат, которые находились под моей защитой.
Это был первый раз, когда я участвовал в настоящей перестрелке. В первый раз я стрелял из своего пистолета, зная, что могу кого-то убить. Прилив адреналина был яростно мощным, своего рода опьянение, которому нет названия. И как только мы отпугнули сепаратистов, нашли безопасное место для укрытия, чтобы перевести дыхание, дважды проверили, что все невредимы, я закрыл глаза и позволил адреналину взять меня. Страх и возбуждение. Здесь не было отвращения к себе, не было Колчестера. Только я и коктейль из гормонов, отточенных эволюцией, заставлявший меня видеть жизнь пульсирующей и яркой, какой она и была. Птицы казались громче, полевые цветы более ароматными. Туман казался живым, сверкающим и доброжелательным. Даже грязь казалась волшебной.
А еще я не был единственным, кто это ощущал. Даг и Ву (оба обычно тихие мужики) шутили и смеялись как угорелые. Остальные парни сидели и смотрели на переплетенные с туманом деревья или вниз на свои сапоги, выглядя ошеломленными и немного потерянными, словно они только что проснулись.
Я задавался вопросом, каким бы после боя был Колчестер. Взрывным и дерганным? Спокойным и ошеломленным? Или ни то и ни другое?
Но после этого происшествия не осталось времени раздумывать над этим. Раньше я каждый день натыкался на Колчестера, а теперь совсем не видел, так как наш капитан изо всех сил старался приспособиться к новому уровню враждебности. Стрельба по нам стала нашим обычным времяпрепровождением, наши прогулки по деревням превратились в бой с тенью яростного недоверия и напряжения, и в те ранние дни вся компания была разбросана: занималась патрулированием, создавала аванпосты, пугала повстанцев в лесу. В то время мы все еще думали, что сможем их отпугнуть. Несколько пуль, мощь военного штаба США, стоящего за союзными
Они не убежали.
Три месяца этого расцветающего ада проделали глубокие тропинки на холмах и оставили шрамы на спокойных рощах от гранат и артиллерийских снарядов, и до сих пор ничего существенно не изменилось. Сепаратисты ни в чем не преуспели, но так же ничего и не потеряли. Было много перестрелок и немного ранений, достойных госпитализации, но и никаких смертей. Мирные жители в районе упорно продолжали жить своей обычной жизнью: выращивали сахарную свеклу и овес, занимались лесозаготовкой и добычей угля. Мы упорно стреляли, а нас подстреливали, и не было никакой разницы.
Мы все жили жизнью в стиле «лента Мебиуса»: устремлялись вперед, отступали назад, сражались в долине, сражались на горе, снова сражались в долине. Я спал на земле больше, чем в кровати. Я стал хорошо чуять опасность; стал умнее защищать своих людей. И если и были моменты, когда я закрывал глаза и думал только о Колчестере, сидящем через стол от меня в поезде, протягивающем руку, чтобы коснуться моего синяка, — то никому не нужно было об этом знать.
Однажды «лента Мебиуса» разорвалась, это произошло, когда капитан позвал меня в свой кабинет, и я увидел там сидевшую Морган, она выглядела такой же ухоженной и дорого одетой, как всегда. Я чуть не рассмеялся, увидев ее, в бежевых туфлях на каблуках и узких штанах, готовой к фотосессии для рекламы Шанель (или Диор, или кого бы там она не называла). Но она также была самой красивой, самой чистой штучкой, которую я видел за последние три месяца, первой невоенной штучкой, которую я видел за последние три месяца, и, даже не учитывая все это, она была семьей, какой бы холодной лояльностью это не являлось в нашей семье. Я не стал смеяться.
Я опустился на стул рядом с ней и скрестил ноги.
— Только ты бы появилась посреди войны в такой одежде.
Морган изогнула идеальную бровь, скрестив ноги, как я.
— Вообще-то я здесь по делу. Ну, и я хотела тебя видеть.
Но то, как ее нога делала тревожные круги в воздухе, выдало ее. Она бы не волновалась, если бы речь шла о бизнесе… черт, она бы не волновалась, даже если бы прямо сейчас я вытащил ее на патрулирование, вооруженную лишь в пальто от Burberry и рогаткой.
Нет. Она была здесь из-за Колчестера. Уверен.
Вмешался капитан, объяснив неожиданный визит Морган. Что лоббистская фирма ее отца (моего отчима) представляла одного из крупнейших поставщиков боеприпасов в армии, и поставщик хотел наладить канал связи, чтобы убедиться о бесперебойной работе на местах, из-за обострения военных действий. Это была фигня, и капитан не озвучил, что все сверху и снизу общественной лестницы были подмазаны, потому, что они знали, что мачехой Морган была Вивьен Мур, а если дети Вивьен Мур хотели что-либо сделать, что угодно, то ты позволял это делать, если не хотел, чтобы она обрушила ад на твою голову.
Вивьен Мур пугала всех. Даже меня, а я был ее сыном.
Капитан встал.
— А теперь я оставлю вас наедине. Во время пребывания у мисс Леффи есть пропуск для посетителей на дневное время, мисс Леффи будет ночевать в деревне, и из соображений безопасности я договорился, что сегодня вечером мы довезем ее туда.
— Я это сделаю, — предложил я. Я одарил Морган самой сладкой, самой широкой, самой притворной улыбкой. — Что угодно, чтобы провести больше времени с моей сестренкой.
Капитан улыбнулся, не видя, как Морган морщит нос, а потом он оставил нас наедине.