Американский синдром
Шрифт:
Машинально бил я кулаком по груди, чтобы заставить забиться остановившееся сердце… зажимал нос, дул в рот, чтобы восстановить дыхание… Сначала — несколько сильных вдохов, затем — глубокие выдохи каждые пять секунд… раз, два, три, четыре, пять — вдох… раз, два, три, четыре, пять — выдох… Нажимал ладонью на грудь — шестьдесят нажимов в минуту… Но воздух выходил из легких наружу, как из дырявых мехов… Это меня убивало…
Когда я пришел в себя, по квартире нашей ходила военная полиция. Я лежал, обнимая свою мертвую жену. — Тут он с трудом подавил рыдания. — Они убили ее. Сначала избили до потери сознания, а затем нанесли ей сорок ударов ножами. Так установили военные врачи. У меня насчитали семнадцать колотых и резаных ножевых
В зале суда женщины утирали глаза. Бывший полковник-зеленоберетчик Роэлт, который мог бы недрогнувшей рукой отправить к Будде всех детей Вьетнама, Южного и Северного, тоже поднес платок к увлажнившимся глазам.
На вечернем заседании суда из перекрестного допроса, которому подверг подсудимого дотошный и въедливый прокурор, Грант вдруг увидел, что в трогательных показаниях Мак-Дональда больше дыр, чем в решете.
В протоколе, составленном военной полицией при обнаружении трупов жены Мак-Дональда и его детей, указывалось, что кровавый отпечаток следа ноги Мак-Дональда вел из спальни младшей дочери Кристины, и имелась фотография этого следа.
В залитой кровью квартире полиция обнаружила экземпляр популярного журнала «Эсквайр» об убийствах, совершенных калифорнийской бандой Чарльза Мэнсона, которые могли послужить моделью для инсценировки Мак-Дональда.
Из семнадцати ранений Мак-Дональда не оказалось ни одного тяжелого, повредившего важную артерию или вену на руках или на шее. Был один лишь легкий прокол легкого. И лишь на эту рану потребовалось наложить швы.
Согласно акту, подписанному военными врачами, у Мак-Дональда не было ни одного ранения, которого он не мог бы нанести себе сам.
— При желании и достаточной решимости, как известно, — сказал в абсолютной тишине прокурор, — самоубийца легко закалывает себя ножом, был бы нож достаточно большим и острым. А у Мак-Дональда не было, как ни странно, ни одного по-настоящему опасного ранения. Видимо, сей любитель судебной медицины не знал, что вопросы инсценировки убийств и самоубийств хорошо и всесторонне у нас изучены и разработаны. С научной точностью выявляются не только самострелы, но и ложные суисидальные попытки и убийства, инсценированные с помощью ножей всех видов. Но военно-судебно-медицинские эксперты, занимающиеся делом Мак-Дональда, хорошо подготовленные в этой области, не завершили свою работу в связи с неожиданным прекращением следствия. Мак-Дональд, видимо, не знал, что можно, изловчившись, нанести себе ножевое ранение, например, в то место между лопаток, куда не достают собственные руки. Для этого достаточно, скажем, зажать нож в дверях на соответствующем уровне и с расчетом напороться на его острие. Разумеется, для этого требуется воля и выдержка. Но изуверам их не занимать.
Большому компьютеру университета Северной Каролины я задал такой вопрос: какие шансы уцелеть у человека, на которого напали четыре бандита с ножами, которыми они нанесли семнадцать ранений? Электронно-вычислительная машина ответила мне: шансы уцелеть у этого человека ничтожные. А сколько, спросил я эту мудрую машину, этого оракула нашего времени, получил бы он смертельных ранений? Семь-восемь, ответила машина. Сравним это с числом ножевых ранений, нанесенных убийцами Мэнсона Шарон Тейт: шестнадцать ранений, из них пять смертельных. Почему меньше? Потому что машина учитывала, что на Мак-Дональда якобы напали трое мужчин и одна девушка, нанесших ему в среднем по четыре удара, в то время как на Шарон Тейт сыпались ножевые удары одного парня и двух девушек, нанесших ей в среднем по пять ударов ножом.
Итак, компьютер практически не допускает, чтобы Мак-Дональд уцелел! И совершенно невозможно, чтобы он не получил даже ни одного опасного для жизни, ни одного тяжелого ранения! Невозможно!
А далее мы еще увидим, что ножи мэнсоновских убийц были почти вдвое меньше! Вот эти документы. Прошу приобщить их к делу.
Есть люди, которые ни на грош не верят машинам. Что ж, я собрал консилиум из пяти экспертов судебной медицины, патологоанатомов во главе с авторитетнейшим доктором Сайрусом С. Сполдингом, членом Американской академии судебной науки, и задал им тот же вопрос. Все пятеро джентльменов ответили, что только чудо могло бы спасти Мак-Дональда, что у него не было практически шансов уцелеть. Из этих пяти светил судебной медицины четверо считают — вот акт, — что такое чудо не могло состояться. А машина, шестой эксперт, чудес не признает. Таким образом, этот суд присяжных признал Мак-Дональда по сути дела виновным в предъявленном ему здесь преступлении. Разумеется, я не могу и не хочу предрешать приговор этого высокого суда, но убежден, что все мы должны прислушаться к вышеуказанному вердикту.
Доктор Сполдинг и его коллеги рассказали мне, что лица, стремящиеся обмануть закон с помощью инсценированного нападения, часто наносят себе тяжелые, опасные для жизни раны. Мало того, случается, что они переусердствуют, переиграют и покалечат или даже убьют себя. Мак-Дональд, как мы видим, не переиграл. Нет, он явно не доиграл, слишком пожалел себя. В порядке консультации доктор Сполдинг и его коллеги сообщили мне — и вот акт, — что характер ран Мак-Дональда был таков, что он не мог потерять от них сознание. Шок, конечно, допустим, если верить версии Мак-Дональда, которую опровергают факты. Шок мог вызвать беспамятство, хотя и это вряд ли могло быть, учитывая особую психоустойчивость подсудимого, удостоверенную специальными тестами «зеленых беретов».
Таким образом, доктор Мак-Дональд не терял сознания. Он лежал на полу, в луже застывающей крови, в объятиях мертвой, убитой им жены. Свет оставался включенным. Он видел закатившиеся глаза Колетт, выражение смертельного ужаса на ее лице, лице женщины, которую он еще недавно любил. Перед глазами у него были Кимберли и Кристина, зарезанные им в их спальнях. И со стен на него смотрели Колетт и дочери, здоровые, улыбающиеся, смеющиеся, полные жизни…
Тянулись часы, бесконечные как вечность. У него успокоился пульс. Но могло ли успокоиться его сердце? Что было у убийцы на душе? Этого никто никогда не узнает. Он попал в ад. В ад, который сотворил сам. Он не мог встать, не мог пошевелиться, потому что засыхающая кровь скрепила объятия Колетт. Он ждал прихода людей и страшился этого прихода. Кухонную дверь он оставил открытой, чтобы скорее нашли, скорее пришли…
Телефонистка штабного коммутатора в ту ночь, в ночь с понедельника 16 февраля на вторник 17 февраля 1970 года, дремала, когда раздался телефонный звонок. Отвечая, телефонистка взглянула на настенные часы: 3.40.
— Кэсл-драйв, дом пятьсот сорок четыре… Помогите!.. Напали, зарезали… Скорее!.. — Голос слабый, еле слышный.
— Соединяю вас с военной полицией. Говорите!..
— Кэсл-драйв, пятьсот сорок четыре… На помощь!.. Зарезали!..
Сержант военной полиции услышал, как говоривший выронил трубку и она обо что-то ударилась.
Дежурный сержант тут же связался с патрульной машиной:
— Кэсл-драйв, пятьсот сорок четыре. Неизвестный только что телефонировал: налет, дескать, резня…
— Во сне ему, что ли, приснилось! — заворчал старший патрульный. — С полдюжины раз проезжали мимо — тишь, гладь, божья благодать.
Разгоняя ночную тишину воем сирены, пронзая дождливый мрак светом мощных фар и пляской красных и синих маяков, сначала одна, а вскоре две, три, четыре патрульные машины помчались по спящим улицам военного городка Форт-Брагг. Визжа тормозами, останавливались они у двухэтажного четырехквартирного дома, разделенного на две половины, каждая в четыре окна, с двумя дверьми в каждом из двух подъездов. На крайней правой двери белела поперечная надпись: