Американский снайпер
Шрифт:
До него было около сорока футов (12 м). Боевик упал замертво.
Спустя час другой парень выглянул из-за стены в другой части улицы. Он бросил быстрый взгляд в направлении строящейся стены и скрылся.
Все это могло показаться совершенно безобидным — и уж точно не подпадало под правила ведения боя — но я понял, что нужно быть внимательнее. За годы в Ираке я хорошо изучил шаблон действий боевиков. Он выглядывали из укрытия, быстро оглядывались, и затем исчезали. Я называл их «подглядами», которые должны были убедиться, что место не находится под наблюдением.
Но и я это тоже знал. А еще я знал, что если я буду спокоен, то парень, или кто там выглядывал, обязательно появится снова. Так оно и вышло: спустя несколько минут он опять появился.
В руках у него был РПГ. Он быстро встал на колено, изготовившись к стрельбе. Я свалил его прежде, чем он успел выстрелить.
Потом началась игра на выжидание. Гранатометы имели большую ценность для боевиков. Я точно знал, что рано или поздно кто-нибудь попытается подобрать РПГ.
Я ждал. Казалось, что я ждал вечность. Наконец, кто-то выскочил из дома и подобрал гранатомет.
Это был ребенок.
Я прекрасно видел его в оптический прицел, но не стрелял. Я не собирался убивать ребенка, — неважно, был он в чем-то виноват, или нет. Я ждал, пока сам пославший его дикарь покажется на улице.
Множество целей
До вечера я убил семерых боевиков и еще нескольких — спустя день. Мы оказались в зоне, где было множество целей.
Поскольку мы располагались близ улиц, по которым перемещалось множество боевиков, большинство выстрелов производилось с короткого расстояния — самое меньшее порядка 200 ярдов (около 180 м). Самый дальний мой выстрел в это время был на дистанцию 880 ярдов (800 м); в среднем до цели было примерно 400 ярдов (365 м).
Город вокруг нас был совершенно шизофреническим. Мирные граждане спокойно ходили по своим делам, что-то продавали и покупали на рынке и т. д. Внезапно среди всего этого появлялись люди с оружием, крадущиеся по улице, чтобы обстрелять возводящих стену солдат. Начав отстрел боевиков, мы тут же сами превратились в мишень. Всем было известно, что мы здесь, и теперь плохие парни должны были выползти из своих щелей и попытаться нас уничтожить.
В конце концов на моем личном счету оказалось столько подтвержденных ликвидаций, что я решил немного отойти в сторону и дать другим парням шанс. Я старался дать им самые лучшие позиции для стрельбы в занятых нами зданиях. И все равно у меня было много возможностей увеличить свой счет.
Как-то мы заняли один дом, и, после того как все парни выбрали себе стрелковые точки, выяснилось, что ни одного подходящего окна для меня не осталось. Тогда я взял кувалду и сделал пролом в стене. Это заняло довольно много времени.
Когда я, наконец, занял свое место, обзор у меня не превышал трехсот ярдов (270 м). Но стоило мне приладить винтовку, как три боевика появились на противоположной стороне улицы, в каких-то пятнадцати ярдах от меня.
Я убил всех троих. Я обернулся и сказал одному из подошедших офицеров: «Хотите попробовать?»
Через несколько дней мы обнаружили, что нападения усиливаются, когда рабочая бригада приближается к перекрестку. В этом был смысл: боевикам было удобнее атаковать в таких местах, где имелись легкие пути к отступлению.
Мы научились подниматься на верхние этажи и просматривать улицу по сторонам. Потом мы стали бить этих парней сразу при появлении.
В Фаллудже было непросто. В Рамади было хуже. Но Садр-Сити был хуже всего. Боевое дежурство могло длиться двое или трое суток. Мы сменялись на день, перезаряжались, и снова шли в бой. Жестокие боестолкновения, день за днем.
У боевиков были не только автоматы Калашникова. В каждой перестрелке по нам выпускали ракеты. Мы отвечали, вызывая поддержку с воздуха, вертолеты, вооруженные ракетами «хеллфайр» и другими.
Возможности электронной разведки значительно возросли за несколько последних лет, и США сумели найти ей хорошее применение — наведение беспилотников Predator и других ударных средств. Но в данном случае противник особо не прятался, и обнаружить его не составляло труда. И он был весьма многочислен.
В какой-то момент представители иракского правительства стали жаловаться, что мы убиваем гражданских. Это было чистейшее дерьмо. Практически во время каждого боя армейская разведка перехватывала переговоры боевиков по сотовой связи; они давали детальнейший отчет.
«Они только что убили столько-то и столько-то, — говорилось в одном из перехваченных разговоров. — Нам нужны еще минометчики и снайперы. Сегодня они убили пятнадцать человек».
По нашим подсчетам, получалось только тринадцать — вероятно, еще двоих нам следовало перевести из категории «предположительно убит» в категорию «убит».
За винтовкой
Как всегда, случались моменты, вызывавшие серьезную тревогу, вперемежку со странными происшествиями и комичными ситуациями.
Как-то ближе к концу операции мы с парнями возвращались к нашей БМП «Брэдли». И лишь дойдя до машины, я вдруг понял, что со мной нет моей своей снайперской винтовки. Я положил ее на пол в одной из комнат, а потом забыл забрать, когда уходил.
Вот идиот!
Я развернулся на обратный курс. Подбежал один из моих офицеров, лейтенант. «Мне нужно вернуться, — сказал я. — Моя винтовка осталась там».
«Ну, пошли вместе», — сказал лейтенант, присоединяясь ко мне.
Мы рванули к дому. Тем временем повстанцы тоже направлялись туда — они были так близко, что мы хорошо их слышали. Мы внимательно осмотрели двор, чтобы убедиться, что мы можем туда зайти.
К счастью, в доме никого не было. Я схватил винтовку, и мы побежали обратно к нашим БМП, буквально на две секунды опередив брошенную в нас гранату. Только успела закрыться рампа, как раздался взрыв.
«Какого черта?» — раздался голос старшего офицера, как только машина стронулась с места. Лейтенант ухмыльнулся.