Америкэен-Сити
Шрифт:
— Босс, отдай его нам. Мы с ним разберёмся, — услышал я скрипучий голос с мексиканским акцентом. Кто именно это сказал, Хулио или Педро, разбираться я не стал; да и зачем, если они для меня на одну морду. Но я внимательно следил за обоими, и если кто-нибудь из них потянется за револьвером — выстрелю не задумываясь.
— Он ещё по закладной не расплатился, — с какой-то садистской удовлетворённостью сказал Фриско. — А ты, — это он уже Белле, — иди сюда. Не приближайся к нему, ты моя девушка!..
Белла фыркнула, как рассерженная кошка.
— Твоя девушка?! С каких это пор, Лу? Разве я тебе что-то обещала?
Лу Фриско относился к той категории людей, которые ужас как не любят, когда с ними спорят или не подчиняются. Когда я прогнал его с моего ранчо, он очень расстроился. Но у меня был весомый аргумент — винчестер, и он проглотил мои слова. У Беллы не было ничего, кроме того, что она женщина. Но поверьте мне — на Западе это самое действенное оружие. Оскорбить или, не дай бог, ударить женщину, значит подписать себе смертный приговор. Я видел, как одного наглеца, осмелившегося обругать женщину, в две минуты повесили на дереве. Поэтому Лу только сверкнул глазами.
— Потом поговорим, — прошипел он и, развернувшись, вернулся в кабаре.
Братья Гомесы последовали за ним, взглядами пообещав мне скорую встречу. Что ж, если ребята мечтают о потустороннем мире, то это их проблемы, и я с радостью помогу им эти проблемы решить. Мистер Каллахен, банкир с грустными глазами, не пообещал мне ничего, хотя мог бы. Например, мог бы сказать, что мой долг аннулирован и мне больше не о чём беспокоится. Но не сказал. Он просто ушёл. Ладно, пусть это останется на его совести.
Долг мой вырос. Теперь я должен был не только Дену Макклайну за тёлок, но ещё и мистеру Каллахену по закладной на ранчо, что в итоге составило три с половиной тысячи баксов. Если вернуть Макклайну его тёлок, то долг уменьшится на полторы тысячи, однако сделать этого я как раз и не мог. Закладная составлялась с учётом этим самых тёлок. Я даже не имел права вытащить гвоздь из табуретки, потому что этот гвоздь теперь так же принадлежал владельцу закладной… Будь она неладна…
— Пустяковая рана, — сказала Белла, прикладывая к моей щеке свой белоснежный платочек. — Царапина.
Я уже и забыл, что она стоит рядом. Беды, так внезапно свалившиеся на мою глупую голову, завладели всем моим вниманием и не позволяли думать о чём-то ином. Я выпал из реальности, позабыл об осторожности и жил теперь одними мыслями. Если так пойдёт и дальше, то Лу Фриско в самом деле придётся покупать для меня гроб у мистера Джениша…
— Да… царапина, — произнёс я рассеяно.
Белла отняла платок от моего лица, и мне вдруг стало холодно. Не знаю откуда взялось это ощущение. Назвать вечер холодным у меня язык не поворачивался. Ещё минуту назад я изнывал от жары, а теперь трясся в ознобе и понимал, что тёплый плащ, окажись он под рукой, вряд ли поможет. И холод, и дрожь были вызваны чем-то другим, чем-то, что к внешнему миру не имело никакого отношения. Наверное, это пришло изнутри, из глубины того, что люди иногда называют душой. Мне показалось, что я вновь стал маленьким мальчиком, тем самым мальчиком, который много раз прижимался к тёплым материнским коленям, когда чувствовал себя одиноким… Но это было давно, в другой жизни, не в моёй жизни…
— Кто стрелял?!
Грубый голос шерифа прошёлся по моим натянутым нервам как напильник по железу. Шульц стоял справа от меня, и мне пришлось развернуться, чтобы встать к нему лицом.
Он оказался хитрее, этот Шульц. Учитывая опыт нашей первой встречи, он пришёл с тремя помощниками, причём все трое были вооружены дробовиками и теперь держали меня под прицелом. Дробовик — страшное оружие. При стрельбе с близкого расстояния заряд картечи способен разорвать человека пополам, а уж три заряда… Шульц смотрел на меня, как бульдог на кошку. На кошку, которую зажали в угол и вынесли смертный приговор. Оставалось лишь спровоцировать драку, что, учитывая мой взрывной характер, сделать было не сложно.
— Это, конечно, ты, Росс! Почему-то везде, где ты появляешься, сразу возникают беспорядки. Придётся всё-таки арестовать тебя. Посидишь в камере месяц-другой, поумнеешь.
Я не собирался его разочаровывать, хотя прекрасно понимал всю невыгодность своего положения. В тот раз, в Вайоминге, когда я стоял один против банды Блекменов, шансы мои были ничуть не выше. Правда, у них не было дробовиков, только кольты, но зато их было пятеро.
— Тебе придётся сильно постараться, Шульц.
— Ты сумасшедший, Росс, — усмехнулся Шульц. — Нас четверо…
— Ничего, я выкопаю могилу побольше.
Я — самоубийца, и теперь этого никто не сможет опровергнуть. Что ж, видимо, такова моя планида — сгинуть бесславно в этом дрянном, богом забытом городишке. Обидно. Вроде только жить начал, о женитьбе задумался. Да и городишко-то, действительно, дрянь. Вот если б в Денвере или в Эль-Пасо, или, на худой конец, в Карсон-сити… Тогда об этом поединке слагали легенды! Говорили бы, какой я смелый, отважный и глупый, коль не побоялся выступить против четверых, трое из которых были с дробовиками… Ладно, не в славе счастье…
И тут мой взгляд упал на Беллу. Она по-прежнему стояла рядом со мной, сжимая в кулачке белый платок, и по-прежнему походила на белокурого ангела, такого нежного и прекрасного… Если я начну стрелять, они тоже начнут стрелять. Терять им есть чего. Но тогда пули могут попасть в Беллу. Белла! И зачем только она вышла следом за мной…
Я боялся шелохнуться. Любое моё движение, даже банальный чих, мог быть истолкован Шульцем как приглашение к перестрелке, и тогда случится непоправимое. Белла то ли не понимала что происходит, то ли не хотела отдавать меня на растерзание этой банде убийц с полицейскими значками. В любом случае, она стояла на линии огня и была отличной мишенью. В том, что Шульц не побоится выстрелить в девушку, я не сомневался. Потом всё можно будет списать на меня. Дескать, я первый начал перестрелку, не подумав о безопасности окружающих… И самое страшное — люди, зная мой характер, поверят этому…
— Отстань от него, Шульц! — разрезал темноту повелительный голос, и Шульц вздрогнул.
Голос принадлежал мадам Томпсон. Я догадался об этом. Никогда раньше я не слышал его, но догадался. И обрадовался. Хотя с чего хозяйке борделя защищать меня — не понял.
— Мадам Томпсон, занимались бы вы своими де…
— Отстань, говорю! — ещё жёстче повторила женщина. — Не тебе с ним тягаться. И вели своим псам опустить ружья. Может тебе не видно оттуда, но у меня в руках спенсер, и он направлен в твою сторону! Ты знаешь, Шульц, какие отверстия оставляют пули пятьдесят шестого калибра?!