Аметистовый венец

Дэвис Мэгги

Придержав поводья, он нагнулся к Констанс:

– Миледи, говорят, вчера в замок прибыла ваша сестра Мабель со своим мужем. В сопровождении всей его семьи.

Констанс удивленно воззрилась на него. Приглашение Мабель было, разумеется, послано, но никто не ожидал, что она его примет. Де Варренны люто ненавидят Эверарда. Готовы убить его, представься им такой случай.

«И не только его, но и меня», – мысленно поправилась она.

Среди шатров она так и не смогла разглядеть штандарта де Варреннов. Различила лишь штандарт семейства жениха – де Клайтонов, с изображением бегущего кабана. И еще пурпурные стяги, которыми отмечено было местонахождение

аббата церкви Святого Ботольфа.

По обочинам дороги тянулись вереницы людей. Констанс помахала рукой, приветствуя их. Где-то сзади надсаживали глотки ее дочери.

– Ради всего святого, – обратилась она к Эверарду, – пошли назад кого-нибудь из твоих рыцарей, пусть посмотрит, что там вытворяют эти проклятые няни с моими детьми.

Эверард развернул своего боевого коня и ускакал. Как раз в этот момент они проезжали под флагами королевского посланника, прибывшего, чтобы присутствовать на свадьбе. К обочине дороги подошел молодой человек в рыцарском облачении, и толпа расступилась, пропуская его. Констанс узнала Роберта Фицджилберта, сына королевского казначея. Она познакомилась с ним в прошлом году в Лондоне, вскоре после того, как в очередной раз овдовела.

Констанс опустила вуаль. Молодой Фицджилберт всячески ее обхаживал, но к этому времени ей удалось получить у короля Генриха трехлетнюю отсрочку до следующего замужества. С этой же просьбой ее опередила другая наследница – вдова графиня Уорвик. К ее удивлению, Генрих удовлетворил просьбы их обеих.

Фицджилберта сопровождали несколько охотничьих собак, лошади косились на них с некоторой опаской. Со стен замка леди Морле громко приветствовали фанфары. К Констанс подскакал Эверард с ее дочерью Оди. Едва она успела взглянуть на заплаканное и в то же время довольное лицо дочери, как лошади громко застучали копытами по доскам подъемного моста. Снова раздались громкие звуки фанфар. Рыцари разразились ругательствами, пытаясь сдержать лошадей, шарахающихся и стремящихся стать на дыбы.

Под арочным сводом ворот с торжественным видом священника их ожидал Пьер де Жервиль в своем черном одеянии. Констанс не имела ни малейшего желания выслушивать его нудные жалобы на ее опоздание. Она как будто даже слышала его голос. Мыслимое ли дело – опоздать на свадьбу сестры. Да еще на целых два дня.

За спиной де Жервиля она заметила несколько знакомых ей молодых людей, братьев жениха. Они вышли вперед, чтобы приветствовать Констанс. Но она, словно не замечая их, проскакала мимо, и им не оставалось ничего другого, как проводить ее удрученными взглядами. Приор деревенской церкви Святого Айдана, приблизившись к лошади Констанс, схватил ее за стремя. Его слова потонули в очередном реве фанфар. Судя по землисто-серому цвету лица, он был нездоров. Его губы продолжали шевелиться, но Констанс по-прежнему ничего не могла расслышать. Навстречу ей кинулась стайка ребятишек с цветами. Она нагнулась, чтобы принять у них пестрые букеты. Проталкиваясь сквозь толпу, к ней спешили служанки в передниках. Наконец-то Констанс разобрала, что говорит ей приор. Он старался объяснить что-то о пленниках, которых прислал в замок, потому что аббатство не могло отправить их в Честер, на епископский суд. Она обещала заняться этим делом.

Когда Констанс спешилась у конюшни, то почувствовала, что от долгой езды ноги у нее так затекли, что ей пришлось ухватиться за руку старого приора. Несколько женщин, пробившихся сквозь ряды рыцарей, бросились перед ней на колени, желая поцеловать ей руки.

Жестом

Констанс велела им встать. Прошлой зимой она посылала зерно в замок, чтобы спасти его обитателей от голода. Это, очевидно, было проявлением благодарности.

– Их двое, – продолжал приор. – Женщина обвиняется в колдовстве и поклонении языческим богам. Что до мужчины, то я хочу, чтобы вы сами о нем судили.

Констанс проследила за направлением его взгляда. У дверей домика, где помещалась кухня, стоял зарешеченный фургон, где сидел очень высокий мужчина с волнистыми золотистыми волосами. Никакой женщины она не увидела.

Подошла няня с Беатрис на руках. Протиснувшись сквозь толпу, Оди схватилась за руку матери. Тут же рядом стоял Пьер де Жервиль. Он все жаловался, что многие важные особы упорно допытываются, почему она так задержалась, и очень трудно привести хоть сколь-нибудь разумные оправдания.

Констанс вернула Оди няне.

– Во время засухи река так сильно обмелела, что паром едва не засел на самой середине.

Молодая женщина хотела было добавить, что переправа могла бы оказаться очень опасной, если бы Эверард не велел своим рыцарям сопровождать паром, чтобы в случае надобности стащить его с отмели, но она видела, что все оправдания бесполезны. Чувствуя себя грязной и обессилевшей, она устало провела рукой по лицу.

Появился паж с серебряным кубком. Изнывая от жажды, Констанс с жадностью выпила сладковатое вино. Позади толпы группа женщин старалась привлечь ее внимание, кивая на Старую башню.

Она вернула пажу пустой кубок. Эверард тем временем отпустил своих рыцарей. После недолгого колебания ее духовник отец Бертран последовал за рыцарями на кухню. Следуя за Эверардом, который шел крупным размашистым шагом, служанки провели свою хозяйку через собравшуюся во дворе толпу. Позади, в ожидании дальнейших распоряжений, семенили няни с детьми.

Рыцарь, стоявший на часах у входа в башню, не узнал Констанс в пыльных, запачканных одеждах и хотел было остановить ее. Но его напарник, увидев Эверарда, опустился на одно колено и поспешно воскликнул:

– Миледи!

Констанс обошла его, жестом показав Эверарду, чтобы он остался у входа. Няни едва поспевали за ней. Дети капризничали. Беатрис, которую несла на руках няня, не переставала хныкать.

Констанс, подхватив юбки, бросилась бежать вверх по лестнице. Одна из служанок распахнула перед ней дверь.

В комнате на самом верху некогда держали заложников. Еще ранее там помещались апартаменты лорда, хозяина замка, и его супруги. Большая деревянная кровать была застлана расшитым покрывалом. На камышовых циновках на полу были навалены меховые шкуры. В стороне валялась перевернутая жестяная ванна. Посреди комнаты стояла девушка с длинными растрепанными волосами, одетая лишь в легкую нижнюю рубашку, сквозь которую просвечивали налитые груди с розовыми сосками и треугольник волос внизу живота. К стене жалось несколько перепуганных монахинь.

Одной рукой Бертрада, сестра Констанс, прижимала к груди небольшой кинжал, другой размахивала серебряным распятием.

– Я лучше заколюсь, чем выйду замуж! – кричала она. И громко взывала к монахиням: – Заклинаю вас именем Святой Девы, не отдавайте меня им!

Она упала на колени, прижимая к груди и кинжал, и крест.

– Ведь я невеста Иисуса Христа, Сына Твоего. Отныне мой долг – быть вместе с вами, о святые женщины, призванные служить Его вечной славе.

Констанс ступила на мокрую циновку.