Аметистовый венец

Дэвис Мэгги

– Сенред…

– Ну уж если ты задал вопрос, не прячься в кусты, добивайся ответа. – Помолчав, он пожал плечами. – Конечно, ты прав: во всех моих выходках, кажущихся тебе безумными, виноват таящийся во мне демон. Твоей вины тут ни малейшей нет. Может быть, нам стоит разделиться? – предложил Сенред. – Я уж как-нибудь сам доберусь до Уэльса. Какое у меня право подвергать тебя лишней опасности?

Тьерри нетерпеливо отмахнулся:

– Нет, я пойду с тобой. Кому, как не мне, распоряжаться своей жизнью? Может быть, ты и впрямь чокнутый, но я не знаю ни одного человека, в обществе которого чувствовал бы себя так хорошо и свободно. К тому же знаю, как нестерпимо гложущее тебя тайное горе. Я знаю, как тяжело

ты переносишь разлуку с ним.

– Разлуку с ним? – Сенред склонил на край канавы свою светловолосую голову и закрыл глаза. – Ты имеешь в виду Пьера Абеляра?

Разъяренные вопли вилланов Вустен-Кросса все приближались, и они замолчали. Чей-то зычный повелительный голос потребовал немедленно привести собак.

– Ты слышал, они хотят напустить на нас собак? – Встревоженный Тьерри быстро поднялся на колени.

– Погоди. – Сенред, протянув руку, удержал его. – У простолюдинов не бывает охотничьих собак, только дворняги. Они просто хотят взять нас на испуг. Только мы выскочим из укрытия, тут-то они нас и схватят: попались, голубчики!

Тьерри со вздохом опустился наземь. Оба внимательно прислушивались. Их преследователи, судя по крикам и шуму, уже переходили на другое поле.

– Неужели тебе ни чуточки не страшно? – спросил Тьерри.

Сенред только мотнул головой.

– Я все время думаю об Уэльсе, де Инер. И долгий ли еще нам предстоит путь?

– Еще очень, очень долгий. – Тьерри вздохнул. – А я, честно сказать, надеялся, что нам удастся тут перекусить. Эта бродячая жизнь доводит до полного истощения. От меня и так уже остались только кожа да кости. Я человек бедный, привык к полуголодной жизни, но и у меня уже не хватает никаких сил… Кстати, моя задница до сих пор мокрая. В этой проклятой канаве вода, видно, всегда вода. До захода солнца мы тут совсем замерзнем.

– Валлийские барды – просто непревзойденные певцы, – сказал Сенред, погруженный в свои мысли. – И поют не только они одни – вся страна поет, как птицы на ранней заре.

Тьерри снова тяжело вздохнул. Вид у него был мрачный и недовольный.

– Скажи, какая может быть мне радость от валлийской поэзии, если я даже не понимаю их варварского языка?

– Постыдился бы говорить такое, де Инер. Настоящее искусство, как ты хорошо знаешь, понятно всем. – Зажмурив глаза, Сенред замолк.

– Но только не поэзия.

Я семилетний олень, Ветром гонимый по миру В бескрайнем разливе воды. Я нисхожу, как роса, весь в слезах. Словно сокол, взлетаю в свой дом на скале. Красивейший я Среди самых красивых цветов. Я и дуб, и его низвергающая Громовая стрела.

Тьерри смотрел на него широко открытыми глазами.

– Матерь божья, что это за бред?

– Валлийская поэзия. Увы, она много теряет при переводе. А как тебе нравится вот такое?

Бам тврч им миндд Бам сифф мьюн ро Бам бвон ин лло.

Тьерри взглянул на него исподлобья.

– У тебя какой-то дьявольский юмор. Похоже, ты хочешь, чтобы вместо Уэльса я направился в обратную сторону. Но если, как ты говоришь, тамошние принцы и в самом деле хорошо разбираются в сочинениях Вергилия и Овидия и проявляют большой интерес к классике, можно предположить, что по отношению к нам они будут очень щедрыми. – Он вздохнул. – В последнее время я только и занимаюсь просвещением варварских народов, не исключая и моего собственного. Господи,

как я скучаю по Винчестеру. Благородные леди просто обожали меня. Я получал письма от милой молодой леди Сэкфорд. Ты, вероятно, даже не знал об этом. Она приглашала меня почитать ей Овидия. А ведь муж у нее – жалкий старикан, который годится ей разве что в дедушки.

– И достаточно богатый, чтобы нанять для тебя убийцу, – беззлобно усмехнулся Сенред.

– Но вместо того чтобы наслаждаться жизнью в Винчестере, я путешествую с тобой по этим забытым богом английским землям и совершенно диким валлийским дебрям, и все по твоей неуемной прихоти. И, – понизив голос, он отвернулся, – потому, что ты до сих пор еще не в своем уме.

Сенред лежал, растянувшись на краю канавы. На выпад своего друга он ответил молчанием. Наблюдая за ним, Тьерри мялся, собираясь что-то сказать. Несколько раз хотел было заговорить, но так и не решился раскрыть рот.

– Сенред, – наконец выпалил он, – расскажи мне о Пьере Абеляре. Что же все-таки произошло в ту ночь?

Его друг открыл глаза. Тьерри поспешил продолжить:

– Я столько наслышан о тех, кто подкупил слугу Абеляра, чтобы он пропустил их наверх, в его спальню. А этот проклятый дядя Фулберт молчит как рыба.

Взглянув на предельно бесстрастное, непроницаемое лицо Сенреда, Тьерри замолчал. Облизал губы.

– Я знаю, что ты был там. Весь Париж знает, что ты и другие ученики Абеляра погнались за его оскопителями и что вы сделали с Тибо. Это была справедливая месть, – быстро добавил он. – Я считаю, что он вполне заслужил такое наказание.

Сенред продолжал молча смотреть на него.

– Пьер Абеляр, – продолжил Тьерри, – сказал, что понятия не имеет о том, что с ним сделали. Он утверждает, что ничего не помнит, потому что будто бы спал. Не представляю, как можно спать, когда тебе отрезают твои причиндалы.

– Где ты слышал все это? – сухо обронил Сенред.

– В Париже. Ты даже не можешь себе вообразить, сколько разговоров там ведется по этому поводу, какие немыслимые предположения высказываются. И церковь, и церковные школы достаточно близко причастны ко всей этой истории, в сущности, он ведь один из них. Во всех монастырях обсуждают, чем занимается Абеляр сейчас, после того как суассонский совет осудил его последнюю еретическую книгу. Тем не менее за ним до сих пор ходят толпы обожающих его учеников. История об Абеляре, великом философе с великолепным умом и покалеченным телом, блуждает по всему христианскому миру, вплоть до его самых дальних углов. Даже короли обсуждают ее. Людовик, к слову будь сказано, очень любил Абеляра, хотя и знал, что он представляет собой опасность для его государства.

Замолчав, Тьерри перевел дух.

– И о тебе тоже много всякого говорили, Сенред. О твоих замечательных успехах в науках. Еще до того, как с Абеляром случилось это несчастье. А теперь ты как будто покинул этот земной мир.

Сенред перевел на него взгляд:

– Пьер Абеляр говорит, что ничего не помнит? Что он спал, когда они отрезали ему яйца?

Тьерри робко поежился.

Сенред рассмеялся:

– Ты никогда не слышал об Ориджене? [6] Один из ранних отцов церкви. Пьер Абеляр высоко его чтил, считал святым божеством, наряду со святым Джеромом [7] и Вергилием. И конечно, наряду с Пьером Абеляром.

6

Ориджен (ок. 185–254) – александрийский теолог-христианин.

7

Святой Джером (ок. 340–420) – христианский аскет, знаток Библии.