Аметисты Серафимы Суок
Шрифт:
Пролог
К подмигивающим фарами автомобилистам сержант полиции Андрей Метёлкин относился спокойно – пускай подмигивают, лишь бы не нарушали правила.
«Хоть так сбавят скорость и лишний раз не полезут на встречную полосу», – думал он. Все почему-то считают, что патрульно-постовому экипажу ГИБДД, или, как их в народе называют, гайцам, лишь бы придраться к бедному
Сиплым сентябрьским утром с сырым, зябким воздухом, с пеленой тумана и мокрым асфальтом Андрей Метёлкин, как обычно, заступил на свой пост недалеко от Ям-Ижоры на Московском шоссе.
Утро понедельника считалось напряженным из-за спешащих в город дачников. Ближе к Петербургу трафик уплотняется, машины скапливаются в пробках, а здесь пока еще дорога была относительно свободной.
Метёлкин с напарником, как предписано регламентом, осуществлял контроль за дорожным движением и проводил профилактические мероприятия, направленные на предотвращение совершения дорожно-транспортных происшествий. Или, как сказал бы обыватель, «топтался на обочине и курил бамбук».
С начала смены царила тишь да гладь, никто не нарушал и ничто не предвещало. Позже, когда на место происшествия прибыл автомобиль реанимации, дежурная машина ДПС и следственно-оперативная группа, напарник Метёлкина, Олег Проскурин, дрожащим голосом как заведенный повторял одно и то же:
– Я только за сигаретами отошел. Сигареты закончились, а новая пачка у меня в машине была. Только отвернулся – и тут такое. Если бы знать! Андрюха, Андрюха! Двадцать восемь лет всего!
Тело Андрея Метёлкина со множественными несовместимыми с жизнью переломами лежало в кювете. Сбивший его «Нисан», завалившись на бок, маячил чуть поодаль. Его водитель, Киселёв Павел Родионович, был мертв.
– Если бы был пьяным в стельку или обкуренным, его бы сразу видно было и сообщили бы, – продолжал Проскурин. – Водители обычно таких сдают. Он ровно ехал, двигался со скоростью потока и ничем не выделялся.
– Ваш экипаж его не останавливал? – допытывался следователь.
– Нет. Чего его останавливать? Не нарушал, никого не обгонял.
– Только отчего-то съехал с трассы и сбил сотрудника ГИБДД. У Метёлкина ни с кем конфликтов не было?
– Вроде нет, – пожал плечами Проскурин. – Андрюха нормальный парень… Был. Ни до кого не докапывался. Разве только что-нибудь личное. Тут я ничего сказать не могу, вне службы мы не общались.
Инспектор ГИБДД оформил положенные документы. Полицейские в случившемся на первый взгляд никакого злого умысла не видели.
– Задумался. Уснул. С кем не бывает, – прокомментировал один из офицеров. – Может, водитель все-таки был пьян? Вчера воскресенье было, многие выпивают.
Коллеги с ним согласились.
– Экспертиза покажет, – резюмировал следователь.
Он тоже не видел в этой аварии ничего экстраординарного, и, если бы не погиб сотрудник ГИБДД, вообще бы никто не стал уделять ей внимание, а теперь придется проводить расследование.
За три месяца до событий
Около Ростральных колонн пары танцевали мазурку. Опытные танцоры выделялись не только техникой – они щеголяли тематическими костюмами, со знанием дела подобранными для этого мероприятия. Правда, и среди новичков встречались разодетые по танцевальной моде участники. Вон дама в шляпе с вуалью и платье в стиле девятнадцатого века. Движется неумело, но наряд что надо, не хуже, чем у девушки, которая только что, мастерски орудуя кастаньетами, исполняла фламенко.
Катя остановилась у гранитного парапета, чтобы вместе с другими прохожими поглазеть на танцевальный опен-эйр. Когда объявили танго, среди участников произошли перестановки: не каждому был под силу этот красивый танец страсти. В центре оказалась пара уже не молодых, но тем не менее прекрасных танцоров: он – седовласый, с офицерской выправкой и алой розой в зубах, она – статная, с балетной фигурой дама элегантного возраста, хрупкая и величественная, как герцогиня. Они двигались, нет – парили по сырому от прошедшего дождя асфальту, словно по паркету Юсуповского дворца на балу у великого князя.
Катя в детстве занималась бальными танцами. Пригласи ее кто, она, наверное, вспомнила бы базовые движения и станцевала бы на довольно приемлемом для данного мероприятия уровне. Но никто не приглашал. И честно говоря, не хотелось с кем попало, вот так – с бухты-барахты, тем более в джинсах. Она вообще шла в свою любимую кофейню в Биржевом проезде отдохнуть после похода по торговым центрам.
– Катька! Быстрова! Ты?!
Катерина нехотя обернулась. Среди таких же случайных зрителей, как и она сама, стояла высокая блондинка – хорошо одетая, холеная, красивая. Блондинка улыбалась в меру увеличенными губами; за стильную сумку, явно дорогую, ее тянула девчушка лет шести и плаксивым голоском канючила: «Маааам! Пойдем!»
– Привет, – опешила Катя. Неожиданно. И некстати. Она оценивающе окинула взглядом бывшую одноклассницу, еще не решив, ограничиться ли сухим приветствием или вступить в диалог.
Марина Смагина считалась первой красавицей класса. Катя Быстрова – второй. Или наоборот? Впрочем, каждая из них мнила себя примой. Марине была присуща сдержанная скандинавская красота: белая кожа, серебристо-серые глаза, гладкие светло-русые, как у Снежной королевы, волосы, длинные ноги и стройная фигура – такие девушки покоряют подиумы и смотрят с рекламных плакатов европейских марок.
Катерину же природа одарила красотой индивидуальной: россыпь веснушек на круглых щеках, густые каштановые волосы, искорки в каре-зеленых, похожих на калейдоскопы, глазах. Катя уже в седьмом классе приобрела пленительные женственные формы. В ней была чарующая притягательность юной девушки, от которой шалели все мальчишки. А еще экспрессивная Катя обладала шармом, который отсутствовал у холодной Марины.
– Твоя? – не зная, о чем говорить, спросила Катя, кивнув на девочку.
– Да! Мия! – гордо представила дочь Марина.