$амки
Шрифт:
Катакомбы какие-то… А ведь здесь когда-то работали люди. Интересно, что же такого они могли наработать? Неудивительно, что совок развалился, в таких условиях экономическую мощь не особо создашь… Господи, о чем это я?..
Идущий впереди наконец распахнул одну из дверей, ничем не отличающуюся от полусотни уже пройденных, нырнул внутрь. Качки остались снаружи, а последний подтолкнул Михаила вперед и встал сзади, заслоняя проем.
Леси не было.
Зато сразу впечаталось – в таком мурье еще не приходилось вести ни стрелок, ни терок. Стены, когда-то замазанные традиционно-салатной краской, с дырами от давно вывалившихся гвоздей, стеллаж со сломанными полками, стенной шкаф без одной дверцы. Одно окно наглухо законопачено косым квадратом фанеры, через другое, треснувшее и запыленное, был виден внутренний двор: проржавевший покореженный трактор, груда металлолома, щербатый асфальт, полуразвалившаяся трансформаторная будка, гора мусора возле покосившегося бетонного забора. Унылый промышленный пейзаж, каких в стране до сих пор миллионы. Три сдвинутых стола, будто из заводской столовки, три стула из казармы штрафного батальона и длинная скамья, на которую не рискнешь сесть без металлической прокладки. Словно сделана на занятии в кружке юных столяров.
Засиженная мухами лампочка тоже то ли из отходов секции юных техников, то ли из анекдота «Света не давала».
На подоконнике поигрывал неизвестно откуда взявшейся бейсбольной битой невысокий качок. Амбал сзади – рослый бритый слоненок татарского типа со шрамом на подбородке – перекрывал ход к двери. За столом спиной к Михаилу поблескивал залысинами мэн в сером костюме – неужели весь день так парился или только к встрече оделся? Этот прикид, неброский черный кейс, солидно загнутые дужки за ушами позволяли, даже глядя сзади, оценить недешевый расходник на услуги юрисконсульта.
А прямо напротив стоял незнакомый брюнет – только в России такое сочетание возможно – в летней китайской футболке-сеточке, золотых очках, с «Ролексом» на левой руке и пээмом в правой. Растянутая белозубая улыбка, неумелое покручивание пистолетом, нервное покачивание с каблука на носок, а главное, лезущие из ушей понты выдавали неуверенность, плохо спрятанную под накрученной наглостью.
– Люди обижаются, Ученый, – негромко сказал брюнет. – Шесть кидняков за два месяца – перебор. Сказать тебе, кому ты на пять копеек наступил?
«Скажи», – чуть не сорвалось у Михаила. Но он промолчал. Ясно, что этого вопроса ждут и ответ продуман заранее. Каждое слово теперь станет зацепкой, поэтому, чем меньше здесь аудио, тем лучше.
И суть вовсе не в том, что никаких кидняков не было и в помине. А в том, что эта мразь, кем-то нанятая, непременно должна что-то сказать – все равно что, лишь бы зацепить, развязать Михаилу язык, а дальше гнуть и гнуть. Только гнуть-то незачем – у них Леся. И они ждут, когда он спросит про нее. Только этого не будет.
– Чё молчишь, я не понял, типа? – послышалось сзади. – Не с тобой говорят, что ли?
Увесистый толчок между лопаток заставил Михаила шагнуть вперед. Качок с подоконника соскочил на пол, приподнял биту и выдвинул нижнюю челюсть. Юрисконсульт опустил плечи, спрятав лицо в ладони. Вряд ли от переживаний, сочувствия или стыда – наверняка по какой-то другой причине.
– Стоять пока, – куда-то в воздух бросил брюнет. – Меня слушать.
Выдержав паузу, он заговорил снова:
– Правильно, Ученый. Зачем имена повторять, не надо этого. Но ты ни хера на этот раз не угадал: думал, серьезные, солидные люди, х… им до тебя, можно кинуть – не заметят? Зря так думал. Не в девяностые живем, никто сейчас борзеть не позволит…
Да уж, не девяностые. Только косишь ты именно под них. То ли по уму там навсегда застрял, то ли амплуа у тебя такое. Но Михаил уже решил – молчать! Делать что скажут, пока не отдадут Леську. А потом вернемся к вопросу, кто не угадал и кому не позволят борзеть. Заодно выясним, что за «серьезные люди» дали флаг под прикрытие. Это ведь тоже неправильно, за это тоже ответить положено.
– Короче, система такая, – продолжал брюнет. – Попросили меня люди вписаться и порешать твой вопрос. А я, ты уж меня сорри, только с гарантией работаю. Пришлось с телкой на день познакомиться.
Брюнет задумчиво прошелся от стены к стене, придурковато передергивая затвор. Два тупоносых патрона прокатились по полу. Михаил заметил их яркую желтизну – любит козлик попонтоваться с оружием, прямо видится, как любовно доводит до блеска. Что ж, может, и правда знает, с какой стороны брать.
Быки и юрист молчали. Наверное, вслед за старшим тоже увлеклись художественной самодеятельностью. Драмкружок на пилораме.
Хотя кружок кружком, но даты собраний, судебные решения, доли процентов этот ублюдок знал лучше Михаила. Информацию кто-то поставил нормально. Как же прав он был, когда говорил, что крысу дешевле искать заранее! И хорошо, если крыса не в секьюрити…
– В общем, нет тебе смысла быковать, скажи – не так?
Он снова выдержал паузу. Михаил напряженно молчал, пытаясь удержать ненависть, рвущуюся наружу.
Но это все потом. Сначала вытащить Лесю.
Ладно, спокойнее. Через час-два Леся будет в порядке. И уж тогда отбомбим по полной чье-то крысиное гнездо…
Щелкнули замки кейса. Не меняя позы и, уж конечно, не поворачиваясь, юрист механическим движением руки протянул брюнету несколько сцепленных листов. Тот подошел к Михаилу вплотную и заговорил вдруг убыстренно и хрипло:
– Это договор дарения. Составлен по всей форме, можешь не читать, не хер время тратить. На моей подписи не тормози, все равно не разберешь, это наши проблемы. Черкай вот здесь, езжай с ребятами, свою заберешь дома. Н-ну?
Пожав плечами, Ученый взял протянутую брюнетом ручку, подошел к скамье, опустился на корточки и разборчиво расписался…
Они выкинули его на Ленинградке.
Мимо проносился нескончаемый поток машин. Неожиданный в это время года шквальный ветер рвал полы пиджака, они громко хлопали, как серые крылья какой-то расхристанной птицы. Михаил пошарил в карманах. Мобильника не было: потерялся или вытащили, пока он болтался в машине в бессознанке. Ключи тоже пропали. От дома и от машины. Портмоне? Странно, но на месте, Это удача.
Он вышел к обочине и поднял руку.
19 августа 1995 года
Эдик Самарин – Отвертка
– Все, съезжает к обочине! – довольно сообщил Беседа.
Будто я и так не вижу, подумал Ученый, но промолчал. Сейчас самое главное – развести клиента. Зайца. Это Джон здорово придумал: лохов зайцами называть. Когда они выехали на МКАД, выискивая первую жертву, Михаил тихонько пропел себе под нос слова из любимой песни Высоцкого: «Идет охота на волков».