Аморальное
Шрифт:
– Я всегда ношу нож.
– Два ножа, ты хотела сказать. Два кастета и пистолет.
– Без пистолета, – её глаза испуганно округлились, рама распухла и стала терять углы.
– Да, без пистолета. Но всё остальное было, верно. И много бинтов и пластырей, как будто ты ожидала драку.
– Что же вы делаете, – снова заговорил Джафар с нескрываемым сердитым упрёком.
– Она мечтает о работе в полиции и борьбе с преступностью. И чему вы её учите? Безразличию? Непризнанию самообороны? Неблагодарности? Могли бы хоть одно доброе слово сказать за храбрость, она в одиночку осмелилась
– Серьёзно хочешь работать в полиции?
Она продолжала молчать. Они начинали утомляться.
– Я знаю, что ты не совсем здорова… – снова заговорил младший детектив.
Его слова заставили её напрячь глаза ещё отчаяннее. Углы возвращались к набухшей раме.
«Я здорова», – хотела сказать она, но так и продолжала смотреть в пустоту, не размыкая губ и не производя ни одного звука.
– …что ты можешь сейчас уйти в себя и замкнуться. Но, если ты сейчас воспринимаешь нас, подумай о том, что допрашивают тебя, как здорового, обычного человека. Без врачей и без лекарств. И, если тебя призн'aют невменяемой, показания твоих противников будут иметь больший вес, чем твои. Понимаешь? Это – не говоря ещё о том, что ты снова будешь на постоянном лечении в клинике. Поэтому постарайся собраться сейчас и рассказать всё, что было.
– Кстати о показаниях, – второй детектив перехватил эстафету и листнул блокнот назад. – Знаешь, что мне сказал Купер? Он сказал, что ты накинулась на них сзади и три раза всадила нож в спину его друга. Мэйсон Пирс сейчас в реанимации, и неизвестно, очнётся ли он. Купер попытался тебя оттащить, и тогда ты всадила нож ему в ногу и прокрутила на 360 градусов. Искалеченный, он с помощью своего друга попытался утащить раненного и скрыться бегством, но ты накинулась на них и изрезала до того состояния, что угрозы жизни…
– Нет.
– Нет?
– Нет.
Они поджали губы, так синхронно, как будто договаривались об этом.
– Что именно нет?
Младший сержант решил ей помочь.
– Они не отступали?
Рама, наконец, снова стала рамой, и Имтизаль перевела злой и пустой взгляд в глаза детектива.
– Нападали.
– Да вы в своём уме, – снова вступился Джафар. – Что значит «отступали»?! Три рослых мужика! Вы всерьёз верите, что одна девушка могла довести их до побега? Вы посмотрите на е ё размеры и на их.
– В таком случае, я жду твою версию, Ими.
– Их было двое. Я напала. Пришёл третий. Я отбивалась. Потом приехала полиция.
Они вздохнули, как вздыхают, когда хотят выдавить из себя облегчения от продвижения в тяжёлой работе, но, в действительности, осознают, что продвижения не очень много или даже нет вообще.
– Допустим. И зачем ты, хрупкая и беззащитная девушка, как отметил твой отец, напала на них?
Её отец это тоже хотел узнать. Как и её мать. Но Имтизаль молчала.
– Она занимается тхэквондо вот уже сколько времени.
Алия молчала всё это время, потому что детективы попросили их не вмешиваться в допрос, и она очень боялась помешать их работе, и Джафар боялся, но всё больше чувствовал, что Имтизаль не справится в одиночку. Он всё больше чувствовал, со своеобразной радостью, что Имтизаль никогда не сможет работать в полиции и её никогда
– Моего брата зарезал нацист.
Это было сказано очень неожиданно, и Алия, и без того еле сдерживающая слёзы паники и страха всё это время, сдалась. Она плакала, но без звука, только глаза покраснели, как будто она не закрывала их, ныряя в море, и щёки блестели от влажной плёнки. Этого сначала никто не заметил, но почувствовала Имтизаль и помрачнела ещё больше, потом заметили полицейские и Джафар.
– Мы читали об этом, сочувствую вашему горю.
– Мэм, – младший детектив, смущённый и спутанный, неловко сделал шаг к арабской чете, Джафар обнял жену и прижал к плечу, он верил, что сумеет держаться, – мэм, вам дать воды?
Джафар кивнул.
– Эта драка как-то связана с твоим покойным братом?
– Нашего старшего сына убили пять лет назад. Он умер на руках Ими. Это был очень тяжёлый для неё период, она снова лечилась в клинике. Мы знали, что потом она стала носить с собой нож: наш второй сын тоже носит. Мы это знали и не возражали.
– Я не хотела никого резать. Никогда, – мрачно добавила Ими.
Младший сержант принёс воды Алие, Имтизаль его больше не интересовала. Он сел напротив убитой горем женщины, молчал и протягивал ей стакан и таблетки, пару секунд смотрел на её красивое, но потухшее лицо, а потом перевёл взгляд куда-то в стену и поник сам тоже.
– Я искренне соболезную вам, но, простите, мне не понятна связь, – происходящее немного сердило его и оставляло на душе неприятный, вязкий и тяжёлый осадок безнадёжности и трагедии. Он уже был готов сдаться, но слишком сильно уважал свою непоколебимость, чтобы не довести дело до конца хотя бы из принципа. – Осталось объяснить, что ты делала ночью на улице с оружием и зачем вмешалась в заведомо неравный бой.
– Я гуляю по ночам, чтобы отдыхать от учёбы, – раздражённо и раздосадовано быстро заговорила Ими. – Редко, – добавила она, испуганно посмотрев на родителей. – Знаю, что опасно, поэтому ношу оружие, – она напряжённо замолчала, осторожно подбирая слова. – Моего брата зарезал нацист, – машинально повторила она с ноткой просьбы и отчаяния. – И этого парня били нацисты.
– Откуда ты знаешь?
– По их крикам.
– И что они кричали?
– Что он итальянец-нелегал. И много всего другого.
На этом допрос закончился.
– Скорейшего тебе выздоровления.
– Приходи в наш департамент, как подрастёшь.
Потом у неё предстоял не очень приятный разговор с родителями. Поначалу они только утешали её, успокаивали, спрашивали, не больно ли, не страшно ли, как она, и так далее и тому подобное, но, чем больше переживаний выливалось с эмоциями, тем рассудительнее и серьёзнее становился Джафар, и под конец последовали не самые желанные вопросы, и Ими пришлось заново объяснять, что она делала ночью на улице. Ей пришлось говорить, пришлось очень много говорить, больше, чем обычно, и после всех этих увещеваний, обещаний быть осторожной, извинений и объяснений своих мотивов Ими чувствовала себя такой же разбитой, подавленной, жалкой и беспомощной, как после своего первого рабочего опыта. Чувствовала себя изнасилованной.