Ампула Грина
Шрифт:
И не было никого, даже кошек – любительниц ранних прогулок. Только где-то свистнула, подчеркивая тишину и пустоту, нерешительная птаха. И Валерий очень удивился, услыхав позади суетливый голосок:
– Валерий Павлович! Подождите, голубчик…
Его догонял старичок в ковбойской шляпе.
– Максим Максимыч?
– Я, голубчик, я… Не чаял догнать… Как хорошо, что вы свернули именно сюда. Значит, судьба… – Он остановился рядом и часто дышал. Валерий ждал. И понимал, что к Скворцовскому переулку он отсюда все равно не выберется.
– Раз уж
– Как? – Валерий помнил все, что касалось Грина.
– Дорога так просто не вернет его, у нее свой закон равновесия. Но если бы вы заменили там мальчика… раз уж вы повернули направо. Тогда…
– Как заменить-то? – перебил Валерий нетерпеливо и, кажется, не очень вежливо. – Что я должен? – Существование опять приобретало определенный смысл.
– Это просто, голубчик. Вам не надо его догонять. Только…
– Что?
– Видите ли… вам придется стать таким, как он. И внешне, и… вообще… Как говорится, вернуться в отроческие годы. Однако там, на Дороге, не все ли равно…
"А Юна?" – прыгнула мысль. И тут же другая: "Какая теперь Юна…"
– Ладно, – горько сказал Валерий. – Куда ж деваться…
– Значит, вы согласны? – тихо возликовал старенький член Музейного совета.
– Я спасатель, я обязан…
– Вы изумительный спасатель! – искренне восхитился Максим Максимыч. – Ваша операция на вокзале… Вам Валерий Павлович, наверняка поставят памятник…
– А оно мне надо? – хмыкнул Валерий. – Лучше скажите, никто из наших ребят не пострадал?
– Ну… – замялся старичок. – Есть пострадавшие. Но они выживут, врачи это утверждают однозначно…
– А заложники? Ребятишки?
– Там всё слава Богу…
– Слава Богу, – сказал и Валерий. – А куда мне теперь идти-то?
– Лучше всего вон в ту калитку. Сразу окажетесь на шоссе. Справа потянется бетонная стена. Вам придется прошагать вдоль нее достаточно долго, но… в конце концов увидите в стене дверь. Запертую. Сейчас я дам ключ… Вот. Не обижайтесь, что такой музейный экспонат, другого нет. Видите, какой старинный предмет… – Максим Максимыч протягивал Валерию ржавый ключ с хитрой многозубчатой бородкой и узорчатым кольцом. Большущий, длиной сантиметров тридцать.
– Сказка про Буратино… – усмехнулся Валерий и взял. Ключ был очень тяжелый.
– Да. Поворачивайте его вправо. И… спасибо вам, голубчик… – Максим Максимыч вдруг неловко обнял Валерия за талию, прижался на миг лицом к его прожженной клетчатой рубахе. Откинулся назад. Шляпа его упала. Валерий быстро поднял ее, протянул старичку.
– Открою дверь, а что дальше-то?
– А дальше – ничего. Шагнете в нее и… ступайте. Там – как повезет. И мальчику, и вам…
– Прощайте, Максим Максимыч… – осторожно сказал Валерий. И, не оглядываясь, пошел к калитке. Краем глаза он заметил, будто слева, вдали, виднеется
За калиткой сразу открылся узкий асфальтовый тракт, ведущий через пустое поле. Над полем пересвистывались утренние птицы. Скоро асфальт затерялся в траве, потянулась вместо него широкая тропа. А вдоль тропы, справа, встала бетонная стена. Все, как предсказано…
Солнце светило сзади, перед Валерием шагала длинная тень. Потом она стала делаться короче, уклоняться вправо. А тропа и стена все тянулись, тянулись, утомляя однообразием. Ключ тяжелел, ржавчина щипала вспотевшую ладонь.
"А есть ли она вообще, эта дверь?"
Солнце жарило спину, потом левое плечо. Но в конце концов оно стало тусклым, увязло в сероватой дымке. Зато впереди засветило через дымку яркое пятнышко – словно за пепельным слоем пряталась лучистая звезда (лучи иногда прокалывали пелену). Это нравилось Валерию, вносило в душу какую-то новизну…
Один раз Валерий разглядел прислоненное к стене громадное колесо. Рядом стояла на бетонном выступе пластиковая бутылка. Почему-то вспомнилась другая бутылка – сплющенная бортом катера о причал и потом старавшаяся обрести прежнюю форму.
"Старайся и ты, Перекос…"
Двери в стене, однако, не было. Заметил он только узкий пролом, за которым угадывались прохладные березовые листья. Но пролом – не дверь, и Валерий не стал нарушать предписание (да и не пролез бы, пожалуй, в такую тесную дыру).
Дверь обнаружилась, когда он потерял счет времени (часов не было, их сорвало взрывом). Монотонность стала похожей на полудрему. И возникшая в стене дверь была, как удар, который эту полудрему вмиг развеял!
Дверь впечатляла. Сводчатая, из тяжелых плах на шипастых чугунных петлях, с железным кренделем вместо ручки и тускло-медной пластиной в которой чернела замочная скважина. Подстать ключу.
Валерий воткнул ключ. Стал поворачивать вправо. Как и полагается в таких случаях, ключ заупрямился.
"Ты мне поупирайся, скотина", – сказал Валерий и надавил двумя ладонями. Видимо, ключ, обиделся на «скотину». Уперся – ни взад, ни вперед.
"Ну, ладно, я погорячился, извини…" – Ключ, однако, не прореагировал на извинение.
"Ржавый утиль…" – И Валерий, стиснув зубы, налег на кольцо изо всех отчаянных сил.
Никакого результата. Оказалось даже, что и вытащить нельзя, засел.
Валерий мучился с полчаса. Плюнул. И наконец сообразил: нужен рычаг. Огляделся. Неподалеку торчал из стены арматурный прут. Валерий вцепился в него, как в спасение. Начал качать, гнуть, ломать. Прошло, наверно, еще с полчаса, прежде чем на железе обозначился излом. Потом излом увеличился, заблестел свежим металлом, и прут отвалился.
"Ну, теперь держись…" – злорадно сказал Валерий ключу. Всунул ребристую железину в узорное кольцо. Ключ повернулся неожиданно легко… Нет, не ключ повернулся, а только его кольцо! Оно повисло на пруте, отломившись от четырехгранного толстого стержня.