Амулет безумного бога
Шрифт:
Хоукмун закусил нижнюю губу и стиснул рукоять меча. Наконец он решился: встал в проломе и помахал блестящим мечом, держась одной рукой за стену. Д'Аверк медленно поднял голову.
– Прежде чем я поднимусь, ты должен отпустить Оладана, – крикнул Хоукмун. – Гранбретанцы – лжецы, и я не поверю тебе на слово. Отпусти Оладана, и я сдамся без боя!
– Может быть, мы и лжецы, – апатично произнес д'Аверк, – но не дураки. С какой стати я должен тебе верить?
– Я герцог Кельнский, – просто ответил Хоукмун. – В нашем роду не было
Из-под кабаньей маски раздался язвительный смех:
– Герцог Кельнский, не суди по себе о сэре Гьюламе д'Аверке – он не столь наивен. Предлагаю компромисс.
– Ну? – устало спросил Хоукмун.
– Подойди к башне на выстрел «огненного копья», и я отпущу твоего слугу. – Д'Аверк нарочито закашлялся и сгорбился над парапетом. – Что скажешь?
– Какой же это компромисс, если ты сможешь пристрелить нас обоих, ничем не рискуя?
– Дорогой мой герцог, королю-императору ты нужен живым. Не надо лукавить: тебе это прекрасно известно. Да и мне не все равно, чем меня наградят: титулом принца за целого и невредимого Хоукмуна или, в лучшем случае, титулом барона – за мертвого. Разве тебе не говорили, что я дьявольски честолюбив?
Довод д'Аверка казался убедительным, но Хоукмун был наслышан о коварстве француза.
– Ладно, сэр Гьюлам, будь по-твоему, – сказал он со вздохом и присел, чтобы перепрыгнуть через узкую улочку на ближайшую крышу.
– Герцог Дориан, не надо! – закричал Оладан. – Пусть меня убьют! Моя жизнь ничего не стоит!
Спрыгнув на крышу дома, он упал на четвереньки. Ветхая кровля затрещала, но выдержала удар. Хоукмун выпрямился и осторожно двинулся к башне.
Оладан снова крикнул: «Не надо!» И попытался вырваться из рук дюжих воинов. Хоукмун шел вперед, не глядя на друга и словно забыв о мече, который он держал в руке.
Маленькому горцу удалось-таки вырваться. Он стрелой метнулся к противоположному краю крыши, следом с проклятьями помчались двое Вепрей. На краю Оладан задержался на мгновенье, затем перепрыгнул через парапет.
У Хоукмуна застыла в жилах кровь. Несколько секунд он стоял, не в силах поверить в случившееся, стиснув рукоять меча и устремив пылающий взор на д'Аверка и его воинов.
Заметив, что «огнемет» на носу орнитоптера поворачивается в его сторону, он пригнулся и бросился назад. Луч с громким шипением рассек воздух над его головой, обдав Хоукмуна жаром. Ухватившись за карниз, герцог Кельнский повис над улицей.
Висел он высоко, но, к счастью, чуть левее от него начинался ряд небольших барельефов, идущий наискось почти до мостовой. Но выдержит ли хрупкий камень человеческий вес?
Не раздумывая ни секунды, Хоукмун ухватился за ближайший барельеф. Камень крошился под пальцами и с треском выходил из стены, как гнилой зуб из десны. Хоукмун поспешил вцепиться в соседний барельеф. Он спускался, роняя каменное крошево, пока не решил, что может приземлиться, не сломав ног.
Он упал на четвереньки, вскочил
Он разыскал вход в башню и, перепрыгнув через порог, услышал клацанье металлических подковок по каменным ступеням. Хоукмун выбрал место на лестнице, где враги могли нападать только по одному.
Первым появился д'Аверк. Увидев Хоукмуна, он застыл на месте. Рука в латной рукавице потянулась к рукояти длинного меча.
– Напрасно ты не воспользовался дурацким подвигом своего дружка, – с презрением сказал торгаш в маске Вепря. – Придется все-таки тебя убить…
Он согнулся в три погибели от кашля и привалился к стене, сделав вид, что совершенно обессилел.
– Мой дорогой герцог Дориан, я вынужден просить прощения… Проклятая хворь, всегда напоминает о себе в неподходящую минуту. – Он с усилием поднял руку и ткнул пальцем в невысокого, крепко сбитого воина, что поддерживал его на крыше.
– Экардо, окажи мне услугу…
Крепыш Экардо пружинисто шагнул вперед и вытащил из-за пояса боевой топор с короткой рукояткой. Другой рукой он обнажил меч.
– Спасибо, хозяин, – сказал он с довольным смешком. – Ну-ка, поглядим, как запляшет этот красавчик.
Он двинулся на Хоукмуна мягкой кошачьей поступью. Герцог Кельнский не шевелился, давая противнику возможность первым нанести удар.
Гранбретанец с диким воплем ринулся вперед. Лезвие топора со свистом рассекло воздух и зазвенело, встретив меч Хоукмуна. Ослабевший от голода и усталости, Хоукмун с трудом увернулся от короткого меча, ощутив прикосновение к бедру холодной стали, пропоровшей штанину.
Выскользнув из-под топора, его меч рубанул по маске, сломав бивень и оставив глубокую борозду. Экардо выругался и снова сделал выпад мечом, но Хоукмуну удалось схватить его за руку.
Прижав гранбретанца к стене, Хоукмун выкручивал ему руку, сжимавшую топор. Его собственный меч болтался на темляке. Едва не закричав от боли, когдав пах вонзился стальной наколенник, Хоукмун рванулся назад, увлекая противника за собой по ступенькам, развернулся, толкнул что было сил… Не устояв на ногах, Экардо растянулся на каменных плитах. Удар был столь силен, что содрогнулись стены башни.
Хоукмун перевел взгляд с бесчувственного тела на д'Аверка:
– Ну как, сэр, вам еще не полегчало?
Тот поднял изящную маску, и Хоукмун увидел бледное лицо и бесцветные глаза тяжело больного человека. Бескровные губы д'Аверка тронула улыбка.
– Я сделаю все, что смогу, сэр, – ответил француз.
Он стал спускаться по ступенькам. Вялости в движениях как не бывало – напротив, в них угадывались ловкость и собранность.
На сей раз поединок начал Хоукмун. Противник явно не ожидал выпада его меча, но все же успел парировать. За болезненной внешностью француза скрывалась превосходная подготовка.