Амур-батюшка (др. изд.)
Шрифт:
– До свадьбы заживет, – обмыв рану, утешала Илью знахарка Козлиха. – Кости целы. Вари-ка ему, Дуня, вот этой травы да прикладывай. Хорошо бы свежего мясца, говядинки с чесноком, с хреном, да спирта. А лучше всего чайку крепкого. Кровь-то разогреть…
– Бабонька, родимая, я тебе шаль свяжу, – обнимала ее Дуняша, – только вылечи!..
– Еще крепче будет, касатка, – улыбаясь кивала старуха. – И-и, родная, разве это раны! Днями встанет и пойдет.
Пахом
«Илью погрызла барса, не беспокойтесь. Илья живой. Надо отцу приехать.
Родион Шишкин».
Сразу ехать Пахом не мог, так он был взволнован. Мужик высидел в избе полчаса, потом опять пошел молотить. Он лишь забыл надеть шапку, хотя на Амуре начался ветер.
Пахом работал и думал об Илье, не желая поддаваться отчаянию.
На другой день он дождался низовой почты. Ямщики рассказали про охоту Ильи на барса. Разузнав все толком, Пахом отправился в Тамбовку.
Ехал он, не торопясь, не изнуряя лошадь.
Встречные передавали Пахому все ту же весть и удивлялись его спокойствию. Через два дня, подъезжая к Тамбовке, Пахом примерно уже все знал. Он догадывался, как тамбовцы беспокоятся, что случилась с парнем такая беда и что отец рассердится на них. «Илья не утерпит, если ходит поблизости зверь, – как им было углядеть?..» Пахом не винил тамбовцев и взыскивать ни с кого не собирался.
– Я утром встал, поглядеть пошел, – лежа на постели, рассказывал отцу Илья, – вижу – след. Мы и накануне ходили следы глядеть, а видно было плохо.
– Это я его распалил, – сетовал Родион.
– Ну, думаю, дай погляжу, что дальше. Сходил домой за ружьем – на случай, если тигра встретится.
– Это я слыхал, как он за ружьем заходил, – сказал Митька.
– Ах ты, тварь! – не вытерпел Спиридон. – Что же раньше молчал?
– Нет, это я виноват, упустил, – твердил Шишкин. – Винюсь…
– Ну, ничего, как-нибудь. Только вот зачем же телеграф беспокоили?
– Это не мы, а Дуня. Требование представила, чтобы выбить телеграмму про Илью, – оправдывались тамбовцы.
– Кричит на меня, – продолжал Родион: – «Караульщик ты несчастный, поезжай на станок, тятю, маму утешь, а то ямщики приедут – наврут!» Покоя не дала, пока телеграмму не отбили.
Через неделю в Тамбовку с почтой приехал Сашка-китаец. Он распряг лошадей и поспешил проведать Илюшку.
Сашка удивился и обрадовался, встретив его на улице.
– Илюшка сам ходит! Ну, здравствуй! Моя слыхал – тебе барса убил. Тебе здоровый теперь. Холосо! – Он обнял парня.
Сашка пообедал у Шишкиных. Вечером вместе с другими ямщиками и с тамбовской молодежью он сидел у ворот.
– Тебе стал толстый, – говорил он Илье. – Че тебе, как лечился, какой корень кушай?
– У нас какие корни, – отвечал Илья. – Хрен да редька.
– Ему, Сашенька, невеста каждый день пироги печет, – заговорили девки. – Уж она его откармливает! А тебе бы тоже надо жениться. Тебе бы твоя баба талой да чумизой порала бы каждый день, да хреном с редькой.
– Наша есть китайская пословица: больной кушал хрен, чай пил – и не надо фершала: выздоровел и сам пошел!
– Саша, а мы слыхали, что ты женишься, – подсела черноглазая Нюрка.
Сашка чему-то посмеивался.
– У тебя глаза красивы! – сказал он Нюрке. – Дуня такой глаза – расширял он двумя пальцами свои веки, – а тебе такой, тянул он кожу выше скулы, так что глаза скосились.
Девушки рассмеялись.
– Ну, Саша, расскажи мне что-нибудь, – попросила Дуня.
– Что скажи? Моя знай, ваша скоро свадьба, – кивал он на Илью и на нее. – Тебе жениха лечи: Моя знай, все слыхала. Тебе шибко хороша жена буду. Наша есть такой закон: дедушка родил отец, его родил сынка, сынка – внука, внука еще роди сынка, и все живы! Никто не помирай!.. Так надо живи, много внука надо, вот такой наш закон. Так хорошо. Лучше нету.
– И у них такой закон тоже будет, – смеялась Нюрка и подталкивала Дуняшу локтем.
Бормотовы были небогаты, но справляли свадьбу широко и щедро. Пахом полагал, что, если отец ничего не пожалеет на свадьбу, сын будет жить счастливо.
– Весной тигра кормится барсуком, – громко рассказывал Илюшка. – Где его нору найдет, там сидит и караулит. Как он вылезет, она его цап – и сожрет. У нее вся повадка кошачья.
Спиридон души не чаял в зяте. Теперь Иван бессилен, сбит. Спиридон видел, что Илья настоящий охотник, хороший работник, что он будет сильным, разумным мужиком.
Дуняша в пышном платье и высоком кокошнике кажется рослой, плечистой. Никогда не думал Спиридон, что дочь его такая величавая красавица.
Гости пили и гуляли. Играли скрипки, дудка и бубен. Бабы угощали пирогами, рыбой, окороком.
Спиридон начал рассказывать, как однажды он семь дней не работал, чтобы не дрожала рука, чтобы метче стрелять, а потом пошел в тайгу, встретил стадо оленей и стрелял их одного за другим, не сходя с места.
– Навалил, как рыбу, на снег! – говорил он, а сам все помнил, что опасность еще может быть, что Иван хитер… Но уж теперь ничего не сделает. Мир против него. Тут не торгашеская слободка, девок не продают. Иван не сломил, ожегся.