Амур-батюшка (Книга 2)
Шрифт:
К нему подошел Барсуков.
– Что такое?
– спросил он, видя, что исправник расстроен.
– Да вот я все слышу: "штаны", "штаны"! Что, думаю, за штаны? А оказывается - экое безобразие!.. Смотрите, вы!
– пригрозил Оломов и, свирепо глянув, сказал Кузнецову: - Убери эту пашню, проведи здесь улицу! Да, смотри, я с тебя шкуру сдеру, если будешь умничать! Ты и тут во власти начальства!
– Я сказал, что начальство тебя не похвалит не в улицу-то строить! заметил Тимошка, когда господа ушли.
– Ты бы его спросил, куда ее, избу-то, двигать надо?
– Не боишься?
–
– А ну, как отплатит?
Егор о последствиях не думал. Он сказал, что хотел. Тяжелый труд, положенный тут, и новая земля, поднятая Егором, держали его крепко, давали ему уверенность, что тут он не зря, что он - сила.
В этот день Оломов и Барсуков собрались на охоту.
– Придет пароход, задержи, Иван Карпыч, - сказал исправник Бердышову.
– И пусть даст свистки. Мы ночевать будем ездить к священнику.
Тереха Бормотов, темно-русый мужик огромного роста, со щербатым ртом и бородой лопатой, должен был везти начальство в лодке. Он притащил целую охапку весел и, разложив их на косе, стал выбирать пару. Двух одинаковых весел не находилось. Мужик опять побежал в амбар. Потом он не мог найти колков для насадки весел. Оломов рассердился, схватил Тереху за шиворот, тряхнул его.
Барсуков выбрал весло, чтобы править, и сел на корму. Они, наконец, отчалили.
Неподалеку от деревни встретилась лодка.
– Как это гольды ходят с таким парусом? Посмотрите - из рыбьей кожи, - сказал исправник.
– В дождь, пожалуй, размокнет.
Гольды в лодке тоже заметили Оломова и забеспокоились.
– Турге... турге!* - забормотал седой старик. На миг он бросил весла, ткнул пальцем себе в лоб, как бы показывая на кокарду, потом плюнул на руку и замахнулся кулаком.
– Исправник дидю!**
_______________
* Т у р г е - быстрей.
** Исправник едет!
Гольды налегли на весла изо всех сил, и лодка понеслась прочь.
– Подлецы, что выделывают!.. Это они про меня, - пробубнил польщенный исправник.
– Ну, я им задам!.. Кто в лодке ехал?
– обратился он к Терехе.
– Ты знаешь их?
– Где их упомнишь! Все на одно лицо, - с силой выгребая против течения, отвечал мужик.
Вчера солдаты не то перепутали все весла, не то украли, за это Терехе попало сегодня. Его разбирала досада и на солдат, которые берут вот этак, сами не зная что, и на Оломова.
"При Невельском гольды были наши друзья, - думал Барсуков.
– Тогда чиновников и офицеров повсюду встречали с радостью. Много ли прошло лет, и вот надо сознаться, что гольд видит в кокарде символ мордобоя. Мы превратились в пугало..."
Расступились тальниковые рощи. Петр Кузьмич мечтательно смотрел на голубые просторы вод. За ними виднелись хребты - зеленые и светло-голубые, а еще дальше - темно-синие и снежно-белые.
"Что-то ждет этот край?
– думал он.
– Границы не охраняются контрабандисты идут вовсю. А полиция заботится, чтобы у мужиков избы были в линию!.."
На возвышенном берегу проступили палатки. По воде доносилась заунывная солдатская песня.
– Ну, а как вы с гольдами живете?
– спросил Барсуков.
– По-соседски, - отвечал Тереха.
–
Тереха молчал.
"Такие же люди, - думал он.
– Когда голодно, привезут рыбы, мяса. Хлеб приучаются есть, огородничать хотят".
– Надо бы вам гнать их прочь от себя, под пашни русских освобождать места гольдских стойбищ. Знаете, - обратился исправник к Барсукову, - как поступают с дикарями культурные народы? Разве считаются! Сгоняют их с места. Надо русскому быть смелей. Выживать эту сволочь, пусть идут в тайгу за мехами, а не сидят на берегу. Чувствуйте себя господами!.. Пусть уж попы-миссионеры возятся с ними, крестят их, учат, тогда, может быть, они людьми станут.
Тереха молчал, еще сильней и старательней налегая на весла.
– Да, наши мужики какой-то бестолковый народ. Видите, что говорит: по-соседски, мол, живут! Китайцы и те считают гольдов низшими существами, а наши не брезгуют. Что за темный народ! Нет, видно, из наших мужиков никогда не сделаешь европейца. Темнота! Ведь они язычники, а ты христианин!
– обратился Оломов к мужику.
– Все божьи!
– недовольно отвечал Тереха.
Вдали завиднелась коса, черная от множества сидевших на ней гусей. Сотни уток пролетели над лодкой.
– Охота здесь сказочная, - говорил Барсуков.
– Вон что делается!
Он поднял ружье и велел Терехе быстрей грести. Вскоре над Мылками загремели выстрелы.
* * *
Вечером сытый Оломов в белой нижней рубашке сидел на походной койке. Вход в палатку был тщательно закрыт.
– Гнилой край!.. Гнус, туманы. На Амуре вечный ветер, сквозняк... Инородцы вымирают по причине отвратительного климата, - говорил исправник.
– Кто поедет сюда служить по своей воле? Кому нужда тут оставаться жить? Я сам считаю дни и - давай бог отсюда!.. По нашему ведомству год службы здесь идет за два. Только это еще и влечет на Амур.
Оломов стал мечтать вслух. Он заговорил о наградах, какие ему еще следует получить.
– Если получше платить, дать побольше наград, орденов, то, знаете, сытому не страшно и в этом климате. Будешь себя чувствовать здесь этаким путешествующим англичанином. Только нужен комфорт и все такое.
"И вот этот человек только что распекал мужиков за то, что они не по порядку устраивают свои клинья и полоски, - с горечью думал Петр Кузьмич.
– И всюду у нас так! Распоряжаются, учат, наказывают".
Барсуков сам занимал большую должность в области, но чувствовал себя бессильным что-либо предпринять. В дурных порядках он видел способ управления, более угодный власти, чем самостоятельное развитие края.
– А вы знаете, - сказал он, - когда эти переселенцы приехали, не были сделаны распоряжения к их приему. Я привез их сюда, и оказалось, что, кроме сена, для них ничего не заготовили. Но они выжили, справились!
– Ну, на то они и мужики, чтобы работать!
– отозвался Оломов и, довольный, что вспомнил кстати такую старую истину, грузно лег на свою походную койку, так что под ним заходили ее скрещенные железные ножки.