Амур-батюшка
Шрифт:
Вдруг раздался оглушительный плеск – и сотни серебряных с синью рыб заплясали в воде.
– Бабы, граблями их! – кричит Егор.
Набежали женщины, старухи, девчонки. Выгребают на косу рыбу.
– Кета слабая, сразу засыпает.
«Однако, тысяча штук есть!» – думает Улугу.
– Ой, таймень, таймень!
– О, сом!
– На уху!
В неводе, среди спокойной реки как бы бушевала яростная буря.
– Наталья, на, вари, – кинул тайменя Улугу.
Бабы принялись пластать рыб ножами, мыть их в деревянных
– Ну, еще разок! – сказал Егор. – Теперь на юколу.
Его слушались беспрекословно. Он придумал эту артель, дал всем заработок, научил, как связать такой невод, что сразу тянет по тысяче рыбин и больше и кормит всю деревню и соседей.
Улугу, стоял на косе и вспоминал свое первое знакомство с Егором. Дул такой же ветер. «Только стога сена нет, и невод другой теперь…»
Приехал поп.
– Примите, сыны, и меня в артель.
Голоногий, лохматый и могучий, тянул он конец наравне с гольдами и мужиками.
– Тебе, батюшка, как прикажешь долю выдать, – полушутя спросил Егор, – рыбой или деньгами?
– Да, понятно, деньгами. По скольку у вас приходится? Ну, да в придачу бочку рыбы соленой. Вот новенькую-то.
– Это, батюшка, бочки-то не наши. Видишь, бочек у нас своих нет. Купец нам дал шестьдесят бочек со своей баржи, чтобы мы наловили и насолили. Бочки-то дороже рыбы.
– Ну уж, сын, мне-то уж одну бочку не пожалей. Вот новенькую-то…
– Пострел тебя возьми! – удивлялся дед. – Вот духовный-то!
– Ах вы, окаянные! Жалеть? А кто «аз, буки, веди» долбит отпрыскам-то вашим?
– Деньги просит? – потихоньку спросил Покпа, наклоняясь к уху Егора.
– Попробуй-ка не дай ему, – сказал Егор, когда поп уехал и увез бочку рыбы, – он тебе волосья вытеребит.
– Я думал, откажется, – сказал Силин.
– Ладно, пусть уж одну бочку возьмет. Скажем, что разбили.
– Артелью-то и попа прокормим, – согласился Тимоха.
– Обманывает, – сердился Покпа. – Че его кормить? Его и так есть, что кушать.
– Гольды артельное попу жалеют, а свое отдают, – сказал Тимоха.
– Рыба крупная нынче! – восклицает Наталья. Она с трудом поднимает за хвост серебристо-лиловую тучную кетину с багровыми пятнами на боках.
Под берегом широкие волнистые голые пески. Чернеет огнище от костра, торчат прутья. На корягах висят сети. К прутьям привязаны собаки. Гольды взяли их на откорм на рыбалку. Они держат псов вблизи русского селения на привязи. Свирепые охотничьи и нартовые псы чуть не загрызли однажды во время рыбалки корову в Уральском, приняв ее за лесного зверя. С тех пор установлен закон – вблизи русских деревень собак привязывать.
С веревками через плечо мимо артельного стана идут мылкинские соседи. Они тянут лодки с рыбой, босые, с трубками в зубах, бредут по пескам и по заводям. Слепой старик, коренастый, с черными ногами, не отстает, держится
Гольды остановились, заговорили с Улугу и Покпой, стали осматривать артельный невод.
– Картошку садить гольда не затащишь, – говорит Егор, – а рыбачить – столетний дед и тот сидит в лодке и тянет сетку.
– Который год на Амуре рыбу ловим, а еще такой крупной ни разу не было, – замечает Тимошка. – Как на подбор! Все здоровые, замухрышек нет.
– Амурская свинина, – согласился Егор. – Гляди, чем не поросенок?
Он поднял за хвост огромную рыбину, кинул ее. Она плюхнулась на серебристую груду и подпрыгнула.
– Живая еще…
Егорова коса – самое лучшее место лова. Здесь в кетовую рыбалку собирается много народу. За день Егор поймал столько рыбы, что хватит на год.
– А мне еще надо, – говорит Улугу. – Собачку надо зимой кормить.
– А картошка у тебя выросла? – спрашивает Силин.
– А что, пропала, што ли?! Конесно, выросла! А че, картошкой собаку кормить?
Лето стояло дождливое. Улугу уверял, что когда такое лето, то приходит хорошая кета.
«Рыба эта красная, у нее настоящее мясо, вкусное. Разве сравнишь ее с сазаном или со щукой?» – думает Егор.
– Ветер-то, худо рыбачить! – восклицает Улугу. – Ветер невод обратно гонит, а когда тихонько – хорошо!
Гольд стоит в песке на коленях и, пряча лицо под распахнутую полу куртки, пытается закурить на ветру.
– Прошлый год в это время дули ветры, был кете разбой на ходу, – сидя за корягой, толковал Силин, кромсая ножом кетину. Он ткнул сырой красный кусок в деревянную солонку и с жадностью съел. – Рыба пришла ослабевшей, с трудом пробивалась. А нынче тихая погода, кета пришла вовремя.
– Мы в Расее жили, рыбу в четыре фунта никогда не видали, – дивился Пахом.
Мылкинские гольды подошли к Егору. Девяностолетний старик что-то сказал Улугушке. Тот рассердился.
– Опять! – закричал он на старика. – Сколько раз я говорил!
Старик этот спрашивал, можно ли тут ловить рыбу. Улугушка сказал, что можно.
– А невод он тебе отдал? Не дерется Егорка?
– Отдал! Иди к черту! – Улугу рассердился не на шутку. Он таких напоминаний терпеть не мог. Сколько лет этот старик все тот случай помнит!
– У меня теперь невод большой.
– Я видел… Вот мы хотим поговорить с тобой. А кто хозяин? Егорка?
– Егорка! И я тоже!
Гольды стали хвалить артельный невод, Егорку, а заодно и Улугушку.
– Ты теперь хороший, не дерешься, – говорил, подходя к Егору, девяностолетний Сигади. – Стал добрый!
Кузнецов позволил мылкинцам взять артельный невод и рыбачить.
– Нам для собачек! – заискивающе говорил Покпа.
Бабы заполнили бочки, а штук четыреста рыбин оставили развернутыми пластинами, потом их растянули по вешалам так, что весь берег покрылся красными полосами.