Амур и Психея 2.0
Шрифт:
До этого момента Алекс чувствовал себя довольно уверенно. Во-первых, ему удалось вырваться из дому, что уже было неплохо! Во-вторых, Вета знала, где именно и во сколько им надлежало быть, чтобы не пропустить презентацию «На трепетных крыльях мечты», и они не опаздывали. Ну и в-третьих, одет он был со вкусом, даже подчеркнуто элегантно. Вета сделала комплимент его длинному черному кашемировому пальто и шелковому кашне серо-голубого цвета с неявным рисунком. Очки с затемненными стеклами ему тоже шли. Но на этом список подарков судьбы заканчивался. Дальше было опасно, и ему было страшно даже подумать о том, что с ним могло произойти через каких-то
Как ни уговаривал себя Алекс, что ничего не случится, что он просто посмотрит на нее со стороны, что даже за автографом не подойдет, что пошлет к ней Вету, внутренний голос говорил ему, что так у него не получится. Что именно могло произойти, он не понимал, но все равно чувствовал смутную тревогу.
10
И вот наконец они вошли в фойе «Македонии». За прошедшие двадцать лет интерьеры некогда шикарного пятизвездочного отеля очень изменились. Со стен исчезли зеркала в дорогих золоченых рамах, на некогда белый мраморный пол легло ковровое покрытие, были убраны китайские напольные вазы с искусственными цветами, букеты срезанных цветов в хрустальных вазонах на столиках также отсутствовали. Да и самих этих столиков не было видно. То есть они располагались теперь не в холле, а в прилегающих помещениях, и было не очень понятно, для чего в коридоре, ведшем к туалетным комнатам, например, мог обнаружиться такой изящный журнальный столик темного дерева, инкрустированный эмалью и поблескивавший медным декором.
По всему холлу стояли таблички, напоминавшие гостям о запрете курения во всех помещениях отеля, включая номера. Впрочем, никто особенно и не курил – эта привычка практически вышла из моды. Теперь довольно унылому серо-стальному стилю хай-тек, в котором был оформлен казавшийся пустым и холодным холл, противостояла только одна стена – та, на которой сохранилась керамическая мозаика, выполненная в теплых розово-терракотовых тонах. На ней, как и прежде, Александр правил колесницей, запряженной четверкой норовистых лошадей скирийской породы.
Алекс и Вета обошли установленные в центре холла стеллажи, на которых лежали и стояли немногочисленные учебники, словари и другие книги, но акцент в экспозиции был явно сделан на рекламе электронной продукции. Она была представлена аккуратными стопками компьютерных дисков – самым ходовым товаром теперь стала информация, глянцевые обложки уже давно мало кого привлекали.
Алекс обвел взглядом деловой интерьер холла. «Один большой офис, ничего теплого, эмоционального, чувственного, все цифровое и безликое, – подумал он. – Может, мне кто-нибудь объяснит, что я-то здесь делаю?»
Неожиданно из-за стеллажей появилось несколько служащих отеля. Они ловко переместили какие-то коробки и тумбы и выкатили довольно большую белую классную доску на колесиках, к которой скотчем был прикреплен постер с изображением разворота обложки «На трепетных крыльях мечты».
Перед постером, на расстоянии менее метра от доски, установили два высоких барных стула и круглый стол на витой стальной ножке, увенчанной полупрозрачной стеклянной столешницей. На полу под столом появилось несколько перевязанных пластиковой лентой стопок книг, пять или шесть экземпляров легли на стол, образовав пеструю горку. Еще через пару минут все те же служащие притащили фишки ограждения, какие обычно используются в аэропортах у стоек регистрации, и натянули между ними соединяющую ленту из плотного акрила, по всей длине которой читалась надпись «Не пересекать». Всех присутствовавших, а их было менее двух десятков, попросили отойти за ограждение и не мешать работе прессы. Стульев потенциальным
Кареглазая Вета наблюдала за приготовлениями с интересом, она вытащила телефон и явно намеревалась сделать пару селфи на фоне представителей прессы, и если сложится, то и автора. В какой-то момент по рядам переминавшихся любителей дамских романов будто прошла легкая волна. Вета тронула Алекса за рукав и сказала шепотом, утрированно артикулируя и хлопая накладными ресницами: «Идут, слышите?»
Он слышал. Откуда-то из-за поворота показались трое – две женщины и мужчина, – они приблизились, просочились сквозь присутствующих и подошли к столу со стульями. Алекс, затаив дыхание, вытянул шею, подался вперед и… увидел Джулию.
Она повернулась лицом к собравшимся и, как ему показалось, в некоторой нерешительности оперлась об один из стульев, но не стала усаживаться. Она так и осталась стоять, женственно сложив руки на высокой металлической спинке. На ней было доходящее ей до щиколоток темное платье полуприлегающего силуэта с чуть расклешенной юбкой, на ногах – лакированные черные лодочки на устойчивом каблуке, на шее – легкий газовый шарф в теплых розово-коралловых тонах. Из украшений он заметил всего лишь неширокую дорожку золотого браслета на ее левом запястье. И хотя продуманная укладка ее темного золота волос и доброжелательное выражение лица были тщательно ею подготовлены к этому камерному мероприятию, все в ней казалось естественным. Ничто в ее облике не было чрезмерным. Алекс смотрел на нее во все глаза, узнавая и запоминая, но если бы его кто-нибудь спросил, изменилась ли эта женщина внешне за те два десятка лет, что он ее не видел, вопрос бы его удивил. Он не только не знал на него ответа, он этот ответ и не думал искать. Это была она, и этого ему было достаточно.
Юлия начала отвечать на вопросы, обычные для подобного случая. Говорила она в основном по-английски, иногда переходя на русский при упоминании каких-то важных для нее реалий, а переводчица поддерживала ее по-гречески, на языке издания, так сказать. Юлия старалась легко шутить, улыбалась, что-то рассказала о себе, кое-что – о книге. Потом благодарила издательство за работу над переводом. Затем сказала, что для нее честь знать, что у нее будут читатели в Греции, где у нее есть друзья, коллеги и добрые знакомые.
Алекс смотрел на нее, боясь пошевелиться, опасаясь привлечь ее внимание, нарушить ее гармонию, помешать ей быть собой. Видел ее он плохо, потому что на глаза навернулись слезы, и он испугался, что они потекут из-под очков и все это заметят. Он стоял и слушал ее голос, такой знакомый и особенный, вспоминал, что и как она ему говорила, как смеялась и смущалась, когда бывала с ним.
Когда интервью закончилось и журналисты стали сворачивать аппаратуру, разрешили подходить за автографом. Он не мог двинуться с места.
А она присела к столу и, надев очки в очаровательной перламутровой оправе, подписывала экземпляры, внимательно смотрела каждому подходившему в лицо, спрашивала, кому подписать, и снова благодарила, улыбалась, если просили сделать селфи, не отказывала, улыбалась, благодарила, улыбалась…
11
Он так и не подошел. И даже когда толпа поредела и она, оставшись в обществе переводчицы, не спеша собирала книги в пластиковые контейнеры, негромко обмениваясь с той короткими репликами, он не смог сделать к ней ни одного шага. Он просто стоял и смотрел на нее, как когда-то тогда, давно, когда впервые увидел ее в этом же холле с программой его конференции в руках.