Амурские сказки
Шрифт:
Так в тайге и повстречали Канчугу Инга с Егдой, когда шли от тигриных людей. Увидал Канчуга брата с сестрой, думает: «Съем я их, сытым, наконец, стану!» Бросился он на родичей Конги.
Взмахнул Егда копьём — умер кабан-Канчуга от страха. Через спину перекатился — рысью стал. Пасть раскрыл, зубы оскалил, на Егду бросился, съесть его хочет. Опять взмахнул Егда копьём — и умер от страха рысь-Канчуга. Через спину перекатился — крысой стал. Ростом меньше, а жадности всё больше! Красные глаза вытаращил, голым хвостом по земле бьёт, зубы свои острые выставил, кинулся на Егду, думает:
«Вот
Рассердился тут Егда-парень:
— Коли злости у тебя не убывает и жадности не убавляется — сам себя вини, а не меня, я перед тобой не виноват!
Сказал он так и хлопнул себя по лбу.
Только мокрое место от жука осталось.
Пропал совсем жадный Канчуга, пожалевший пищу для детей. От их руки погиб.
И никому его не жалко было.
Заяц и сорока
Жил один заяц. Заяц как заяц. Только, кто его знает почему, любил он перед другими похвастать тем, чего у него и не было: и сильный он, и храбрый он, и охотник он…
Вот однажды заяц на поле убитую косулю нашёл. Задрал косулю волк, да помешал ему кто-то. Ушёл волк, половину туши оставил.
Только подсел зайчишка к косуле — сорока мимо летит.
Увидала, какую добычу заяц упромыслил, подсела на ветку, поздоровалась, говорит:
— Эй, сосед, ты где такую тушу добыл?
— Убил, — говорит заяц.
Удивилась сорока — заяц косулю убил! От удивления рот раскрыла, хвост опустила, крылья растопырила.
А хвастун не унимается:
— Я охотник такой, что если бы по-настоящему охотился, всех бы зверей давно перебил. Только жалко их мне. Я, — говорит, — сколько хочешь могу зверя добыть! Вот косулю съем, пойду медведя добывать.
Поклонилась сорока зайцу:
— Эй, сосед, научи меня! Я всегда несытая.
— Отчего не научить, — отвечает заяц. — Это совсем простое дело, так охотиться-то. Надо только пошире рот раскрыть да крикнуть. Совсем это простое дело. Разве ты кричать не умеешь?
— Как не умею?! Я кричать хорошо умею, — говорит сорока, а сама думает: «Зачем я пойду медведя искать, когда под носом у меня заяц?»
Взлетела сорока повыше, рот раскрыла — да ка-ак крикнет! Так крикнула, что синицы, которые поблизости на ветках сидели, на землю свалились.
Только сорока зайца и видела… Перепугался он до смерти, кинулся бежать. Куда убежал, никто не знает.
Посидела сорока, подумала: «Как так не упал заяц, а удрал? Видно, мало я кричала. Ну, другой раз, как добычу увижу, сильней кричать буду».
Стала
Сама она ни одного зверя своим криком не убила. А охотники приметили, что сорока над зверем кричит. Как застрекочет в лесу — охотник туда! Старается сорока, стрекочет, рот разевает, крылья распустит, хвостом стрижёт, думает: «Вот я его сейчас убью! Вот-вот!» А охотник тут как тут — в зверя выстрелит, с собой унесёт.
Только бывает и так, что сорока охотника увидит. Радуется: «Ох, какой большой! Вот я его сейчас!» И всех зверей перепугает: ни себе, ни охотнику.
Золотое кольцо
Глупый человек — это плохо, а глупый и жадный — вдвое хуже! Глупый да жадный ни людям, ни себе добра не сделает.
Жил в одном стойбище шаман Чумбока.
В том стойбище много ребят было. Любили они драться, наперегонки бегать, на поясках тянуться. Хорошие ребята были, ловкие! Все отцы своих ребят любили.
И у шамана Чумбоки сын был, по имени Акимка. Шаман был богатый. Жил он обманом: говорил, что много знает; говорил, что с чертями знается — может любого человека заколдовать или вылечить. Заболеет кто-нибудь в стойбище зовут шамана. Придёт Чумбока, посмотрит на больного, говорит:
— В него чёрт залез! Я этого черта знаю, знакомый чёрт. Его выгнать надо.
Бубен свой натянет, начнёт в него бить; костёр разведёт, кружится, кружится… Разные слова говорит, будто с чертями разговаривает: просит больного оставить, уйти, грозит тем чертям. Выздоровеет больной — шаман говорит: «Вот, прогнал я чертей. Сильный я! Мне подарки давайте». Умрёт больной — говорит шаман: «Плохие подарки были, мало верили мне люди. Вот и утащили больного к себе».
Боялись люди шамана. Всякие подарки ему таскали. Иной себе не оставит, а Чумбоке тащит.
Стал Чумбока богатый-богатый. Загордился Чумбока. Ходит по стойбищу толстый, жирный до того, что у него халат насквозь просалился. Задирает Чумбока нос кверху — лучше всех себя считает.
Сын шамана Акимка был такой же, как все ребята, не лучше, не хуже.
Обидно стало шаману, что сын его на всех остальных похож. Задумал он отличить Акимку от всех ребят. Пошел к кузнецу. Золота кусок принёс.
— Слушай, кузнец, сделай мне кольцо.
— Зачем тебе кольцо, да ещё золотое? — спрашивает кузнец шамана.
— Сыну на шею надену, — говорит шаман. — Отличка будет у Акимки. Пусть все люди видят, какой у него отец богатый!
Говорит кузнец:
— Нехорошо, Чумбока, сына своего отделять от ребят.
Рассердился шаман.
— Глупый ты! — говорит. — Глупый, а мне ещё советы даёшь!
— Я не глупый! — обиделся кузнец.
— А коли не глупый, — говорит Чумбока, — отгадай загадку. Что, что, что такое: белые люди рубят, красный человек возит?