Амурские сказки
Шрифт:
Тут ему всего страшнее стало: живые камни вокруг! Поворачиваются, вслед ему глядят, раскачиваются, друг с другом на каменном языке говорят. А перо дальше летит. Индига за ним.
Видит вдруг Индига, среди камней человек стоит. Не простой тот человек: голова — редькой, ноги кривые, ростом тот человек такой, что голову задрать вверх надо, чтобы лицо его увидеть. Не встречался с таким раньше Индига, а сразу узнал, кто перед
— Тебе чего здесь надо, козявка?
Говорит ему Индига, себя пропавшим уже считая:
— Эй, сосед! Ты, говорят, силу большую имеешь?
— Правду говорят! — отвечает Какзаму. — Видишь, вокруг камни лежат? Всё это люди были, да я их в камни обратил. Пусть мои утёсы и всё, что под ними, сторожат! И тебя сейчас в камень обращу!
— Тронул он Индигу за руку. Стала каменная рука у Индиги. Пошевельнуть Индига рукой не может, поднять её не может. Чёрная рука стала. Чуть не умер от страха Индига. Но духу набрался, говорит:
— Э-э! Это ещё дед мой умел делать! Только не велика это сила — из живого мяса камень сделать.
Вот ты из камня живое мясо сделай! Мой дед умел, да давно умер. Теперь никто не умеет!
Рассмеялся Какзаму — пошло в горах грохотать, обвалы пошли, лавины в ущелья скатились, камни все зашевелились. Отвечает он Индиге:
— Моя сила, моя власть: что хочу, то и сделаю!
Тронул он руку Индиги. Опять стала рука живая. Побежала по ней горячая кровь, стала рука шевелиться.
— Э-э! Это ещё не всё! — кричит Индига. — Ну-ка, нагнись ко мне, на ухо скажу то, что дед мой знал, да с собой унёс!
Нагнулся горный человек к Индиге. Ухо подставил. Глазами ворочает. Ноздри такие, что целый кулак влезет. Вытащил Индига из-за пояса кисет с табаком да весь табак и высыпал Какзаму в нос!
Принялся Какзаму чихать. Чихал, чихал… Вся сила у него через нос вышла. Когда ещё сила придёт — время пройдёт… А Индига — бежать, пока не поздно! Убежал от Какзаму!
Идёт за орлиным пером опять. Один ручей перепрыгнул, три сопки перешёл, шесть озёр обежал, девять лесов прошёл. Ноги свои до костей стёр.
Шёл, шёл Индига — каменная стена стоит. Ту стену не обойдёшь! Через ту стену не перелезешь! Влево, вправо — стена через всю землю тянется; верх её облака закрывают.
Ударилось орлиное перо о ту стену и в пыль разлетелось, будто и не было его никогда!
Вот уж тут стало Индиге страшно. Так страшно, что и слов таких нет, чтобы рассказать. Ту стену силой не возьмёшь! Ту стену хитростью не возьмёшь! Заплакал Индига, посмотрев на себя. Ноги до костей стёрты. Руки обожжены. Одёжка — в клочьях. Живот от голода к спине прилип. Много страху перетерпел Индига, а брата не видать! Вынул нож Индига, говорит:
— Назад не пойду — никто из сородичей моих назад не ходил… Сердце своё заячье вырежу! Стыд с лица утру…
Нож к груди приставил. Вдруг видит, в стене дверь показалась. А какой за ней
Себя пересилил Индига. «Как могу бояться? Мужчина я!»
Слышит вдруг, забилось у него в груди сердце мужчины. Взял он копьё в руку. Ударил что есть силы копьём. Распахнулась дверь.
Ко всему готовый, прыгнул Индига в ту дверь…
— Что такое?
Видит парень — на том месте он стоит, где брата своего потерял! И стены никакой нет!
Вокруг сарана — цветок — красным пламенем цветёт, птицы щебечут…
А прямо перед Индигой стоит его брат Соломдига. Стоит брат, красивую девушку за руку держит. Такой красивой не видал ещё Индига. Ресницы у девушки — как камыш, глаза — жёлтые, как солнце сияют. Жёлтый халат свадебный на девушке надет. На халате — чёрные полосы, будто на тигровой шкуре.
Говорит Соломдига:
— Спасибо тебе, брат! Не побоялся ты ничего ради меня!
Улыбается девушка Индиге. Говорит:
— Я тигриного рода человек! Полюбила я твоего брата. Потому и унесла его к себе. Только вижу — ты без брата жить не можешь. Отпросилась я у тигриного хозяина к простым людям. Буду теперь с вами жить! С вами жить можно — смелые люди вы!
Взялись они за руки и пошли вместе. Мать обрадовали. Соломдига с девушкой мужем и женой стали.
А Индига научился вперёд смотреть, и заячьего сердца у него никогда больше не было.
Сирота Мамбу
Ульчи на Амуре давно живут. С тех пор, как они пришли сюда, маленькие сопки большими стали, большие речки маленькими стали.
Три рода ульчей — Сулаки, Пунади, Губату — родичами были, один огонь имели. Друг около друга жили: по берегу Амура их деревни подряд стояли.
Жили ульчи дружно. Всей деревней дома ставили: кто глину месит, кто столбы рубит, кто жерди на крышу таскает. Всей деревней рыбу ловили: кто на большой лодке, кто на оморочке, кто на бревне сидя, рыбу в сетки гонит. С лесными людьми, с водяными людьми дружно жили: всегда и нерпа, и таймень, и кета, и соболь, и сохатый у тех ульчей были.
В роду Сулаки мальчик был один, по имени Мамбу.
Когда родился он, мать своим молоком пятнадцать дней его умывала. Отец на колыбель Мамбу топорик да нож повесил, чтобы мальчик к оружию привыкал.
Только Мамбу нож увидал, сразу за него обеими руками уцепился и из колыбели вылез. Удивились отец и мать: «Богатырь наш Мамбу будет или несчастный человек!» — про себя подумали.
А Мамбу из дома вышел, камень бросил в ольховник — рябчика убил. Над дверью птицу повесил, чтобы все видели, что в доме охотник родился. «Среди хороших людей лучше всех будет!» — сказали тогда про Мамбу.
Плохих людей до сих пор Сулаки не видели. Только в скором времени и с плохими людьми довелось им повстречаться.