Амурские версты
Шрифт:
Его герои — простые люди России — казаки и солдаты, несмотря на подневольное свое состояние, понимавшие, что они своим трудом прокладывают дорогу будущему величию родины. А об остальных — лишь в меру того, насколько они способствовали, как Венюков, Радде, Бестужев, или мешали, как Буссе, Облеухов, Хильковский, общему делу. В технике, изобретая новое, пользуются готовыми блоками и узлами, чтоб не тратить время попусту на то, что давно придумано. Вот и романист в полной мере использовал не только накопившиеся исторические сведения, но и письма Бестужева, где его характер проступает не менее четко, чем если бы воссоздать его взялся сам автор своими словами. То же и с воспоминаниями Романа Богданова — молодого
Думаю, что в литературе правомерно такое использование исторического материала, как и любой другой метод. Читаем ли мы письма Бестужева, или о ходе переговоров с маньчжурскими чиновниками рассказывает переводчик Шишмарев, или автор рисует нам картину на основе факта своими словами, мы представляем эпоху, отдаленную от нас более чем столетием, представляем ее очищенной, где каждому определена мера его вклада в общее дело, независимо от сословного состояния героев. Вот почему нет в романе противостояния художественной ткани исторической хронике, а есть лишь решение одной задачи разными методами.
Задавшись целью рассказать о командире батальона, капитане Дьяченко, автор, по мере овладения материалом, постепенно раздвинул рамки романа, усложнил задачу. Начав с мирной деревенской картинки: «Дед Мандрика, малолеток пятой Усть-Стрелочной сотни, грелся на майском солнышке с годком своим и соседом Пешковым Кузьмой, бывшим служилым казаком той же сотни Забайкальского казачьего войска. Посасывали деды пустые, без табака, медные богдойские трубочки, выменянные в молодости в один и тот же день у богдоев на летней ярмарке…», автор тут же круто замешивает эту мнимую безмятежную жизнь казаков, — тех же крестьян, только в дополнение ко всему еще и обремененных службой по охране границы и другими повинностями, — такими событиями, что с первых страниц видишь: не проста казацкая служба! Немалые перемены ожидают эту тихую до того станицу. Жизнь ее с этого часа пойдет по-другому!
К Усть-Стрелке, где начинается Амур, подходят баржи 13-го батальона. Дьяченко опытный в жизни человек, сочувствующий своим подневольным солдатам, обреченным на два десятилетия тяжкой службы; он много потратил сил, чтобы избавить их от чувства обреченности, владевшего ими после неудачного амурского похода. Как-то пойдет новый сплав? Еще не зная, как он поведет себя в дальнейшем, веришь, что это офицер другого склада, не Облеухов. Этот не покинет своих солдат в беде.
Рядом с ним рядовой Кузьма Сидоров чувствует себя человеком, а это так немаловажно в трудном походе — чувство достоинства. На одной барже с ними и молодой солдат Игнат Тюменцев, мыслями еще в прошлом, хотя и сам понимает, что возврата в деревню Засопошную для него нет. Служба-то двадцать лет!
Немногословен и деловит унтер Ряба-Кобыла, но фигура этого практичного и опытного в солдатском нелегком деле служаки столь же колоритна и впечатляюща, как и солдата Михайла Лешего — умельца и русского богатыря, которого в этот момент знакомства с персонажами романа трясет за ворот за какую-то провинность расходившийся унтер. С ходу, с первых глав происходит расстановка героев романа, главных и эпизодических, и дальше вам остается только следить за их судьбами.
Если генерал-губернатор Муравьев имел перед собой ясную задачу — закрепить за Россией Амур, и дело это являлось для него делом жизни и чести, за что потомки прощают ему и его деспотический характер, и грубость, и неуживчивость, — встает вопрос, разделяли его стремления офицеры штаба, приближенные или нет. В массе своей понимали и разделяли, являлись не только сподвижниками, но и первыми помощниками. К числу главных следует прежде всего отнести Венюкова, принявшего на себя нелегкую ношу по обследованию Амура и долины Уссури, и декабриста Бестужева. Последний, забыв о двадцатипятилетней тюремной отсидке, смело принимает на себя заботу о сплаве барж с товарами и продовольствием для Николаевска, что являлось без натяжек подвигом в условиях безлюдного четырехтысячеверстного пути по Амуру.
Офицеры 13-го батальона тоже отчетливо представляли свою задачу на Амуре. А рядовые? Если верить автору, то вроде бы нет. «Шли бечевой роты 13-го батальона туда, где две другие роты уже воздвигали новые станицы. Шли, разговаривали про самое земное. И не думали, что они первопроходцы и творят великое дело: застраивают и обживают для России, своих потомков край немерянных расстояний, землю, зверей и птиц, тайги да гор, степей и рек. А скажи им это кто-нибудь сейчас, они бы не поняли, ответили:
— Ты не болтай, знай тяни…»
Но вот размышления капитана Дьяченко, когда он обозревает Амур с утеса и до него доносятся снизу голоса и стук топоров: «Он в эту минуту живо представил себе тот многоверстный путь, который проделали его солдаты от Шилкинского завода в Забайкалье, до этого вот холмистого берега, в среднем течении Амура, и бесправные его солдаты, на которых мог накричать любой унтер, которые не раз попадали под тяжелый кулак офицеров, а то и под розги, срезанные тут же в прибрежных тальниках, сейчас показались капитану настоящими богатырями. Они безропотно шли в дальние походы, то бечевой, то на веслах или шестах преодолевали тяжелые амурские версты. Голодали, мокли, тонули, мерзли, а шли вперед, лишь смутно ощущая, что такая вот их солдатская служба нужна не генерал-губернатору и не офицерам, которые их ведут, и даже не государю императору, а всей стране, России».
Выходит, понимали, что их служба нужна родине, и если, по словам автора, не стали бы об этом рассуждать: «Ты не болтай, знай, тяни», так только из-за врожденного истинно русского чувства стыдливости, на которое сам автор и ссылается, приводя строки из севастопольских записок Льва Толстого. Если там условия были ужасные в силу сражений, массовой гибели людей от оружия, то и на Амуре они были не менее тяжкими из-за огромной удаленности, плохого снабжения, унизительных крепостнических порядков, усугублявших страдания.
В романе «Амурские версты» более всего удались образы простых людей — солдат и казаков. На них автор не жалеет красок. Разве можно читать без искреннего волнения строки, где восторженный подпоручик Козловский идет с дедом Мандрикой, чтоб увидеть один из обрядов — приглашение на переселение домового, без которого новый дом будет беззащитен перед напастями судьбы. А страницы, где обмороженный голодный казак Кузьма Пешков тащится из последних сил по Амуру, а в уме неграмотного человека складываются одно к одному слова песни о горькой участи казаков — участников бедственного сплава. И таких сцен народной жизни в романе много, написанных с большой душевной теплотой и глубоким знанием особенностей своей земли.
«Стучат топоры, прокладывая России торный путь к Восточному океану. И за ротами линейцев встают свежими стенами новые русские селения. Пусть пока неказистые, наспех срубленные, но это уже оседлое человеческое жилье, вокруг которого лягут пашни и свяжут эти селения между собой тропы и дороги», — так размышляет Дьяченко, глядя на своих бесправных солдат.
Нам близки и понятны устремления героев романа, поэтому и можно только домысливать, как сложится их дальнейшая судьба.
В. Клипель.