Анафем
Шрифт:
— А мой ответ запишут в эту книгу?
— Если он будет новым, да.
— Ну, у нас по-прежнему есть окружные санаторы, которые прибывают на новолуние в запечатанных фиолетовых ящиках…
— Да, их я помню.
— Но они появлялись не так часто, как надо. Власти плохо их защищали и некоторых пустили под откос. Тогда власти поставили ещё спилекапторы.
Фраа Ороло взял другой лист.
— Кто имеет к ним доступ?
— Мы не знаем.
Ороло принялся искать другой лист, но, прежде чем он нашёл, Кин продолжил:
— Если кто-нибудь совершает
— Это больно?
— Нет.
Новая страница.
— Когда вы видите человека с таким устройством, вам ясно, какое преступление он совершил?
— Да, там прямо так и написано, кинаграммами.
— Воровство, насилие, вымогательство?
— Само собой.
— Крамола?
Кин долго молчал, прежде чем ответить:
— Такого никогда не видел.
— Ересь?
— Это, наверное, по части небесного эмиссара.
Фраа Ороло воздел руки с такой силой, что стла упала с его головы и даже одна подмышка оголилась, потом резко закрыл лицо. Этот иронический жест он частенько проделывал в калькории, когда кто-нибудь из фидов демонстрировал непроходимую тупость. Кин явно правильно всё понял и засмущался. Он поёрзал на стуле, задрал подбородок, снова опустил его и посмотрел на окно, которое пришёл чинить. Однако был в выспреннем жесте Ороло какой-то комизм, и Кин чувствовал, что ничего плохого не произошло.
— Ладно, — сказал он наконец. — Я никогда так об этом не думал, но на самом деле у нас есть три системы.
— Ящики, нашлёпки на хребет и что-то новенькое, ни мне, ни фраа Эразмасу незнакомое. Некто, называемый небесным эмиссаром. — Фраа Ороло принялся искать что-то в стопке листьев, в самом её низу.
— Я о нём не упомянул, потому что думал, вы знаете!
— Потому что… — фраа Ороло отыскал нужный лист и теперь скользил по нему глазами, — он утверждает, что пришёл из концента, чтобы принести немногим избранным свет матического мира.
— Да. А что, неправда?
— Неправда. — Видя, как растерялся Кин, Ороло продолжил: — Такое случается каждые несколько веков. Некий шарлатан претендует на светскую власть, ссылаясь на мнимую связь с матическим миром.
Я знал ответ на свой следующий вопрос раньше, чем выпалил:
— Мастер Флек — он что, его последователь?
Кин и Ороло разом посмотрели на меня, одинаково взволнованные, но по разным причинам.
— Да, — отвечал Кин. — Он слушает за работой их передачи.
— Потому-то он и снял провенер на спилекаптор, — сказал я. — Небесный эмиссар выдаёт себя за одного из нас. Если в матике есть что-то таинственное или… ну, величественное, это прибавит небесному эмиссару значимости. И мастер Флек, как его последователь, считает это в какой-то мере и своим достоянием.
Ороло молчал. Я сперва смутился и лишь много позже задним числом понял, что ему и не надо было ничего говорить: так очевидна была правильность моих слов.
У Кина лицо стало немного растерянное.
— Флек ничего не заспилил.
— То есть как? — удивился я.
Фраа Ороло по-прежнему думал о небесном эмиссаре и слушал вполуха.
— Ему не разрешили. Его спилекаптор слишком хорош, — объявил Кин.
Старый и мудрый Ороло напрягся и закусил губу. Я, молодой и глупый, пёр напролом:
— И как это понимать?
Фраа Ороло положил руку мне на запястье, чтобы я дальше не записывал. Сильно подозреваю, что ему хотелось другой зажать Кину рот.
Мастер ответил:
— Глазалмаз, антидрожь и диназум — со всем этим он мог заглянуть в другие части вашего собора, даже за экраны. По крайней мере, так сказали ему…
— Мастер Кин! — провозгласил фраа Ороло столь зычно, что все в библиотеке подняли головы. Затем он понизил голос почти до шёпота: — Боюсь, ты хочешь пересказать нам что-то, что твой друг Флек услышал от ита. Должен напомнить, что нашим каноном это запрещено.
— Простите, — сказал Кин. — Тут так легко запутаться.
— Да, знаю.
— Ясно. Не будем о спилекапторе. Простите ещё раз. Так о чём мы?
— Мы говорили о небесном эмиссаре. — Фраа Ороло немного успокоился и выпустил наконец мою руку. — Меня, собственно, интересует одно: отброс он, подавшийся в мистагоги, или бутылкотряс, поскольку первые бывают опасны.
Кефедокл. 1.Фид Орифенского храма, переживший извержение Экбы и ставший одним из сорока малых странников. В старости он будто бы объявился на периклинии, хотя некоторые исследователи считают, что это был сын или тёзка орифенянина. Фигурирует в качестве второстепенного участника в нескольких великих диалогах, особенно в «Уралоабе», где его своевременное вмешательство дало Фелену время оправиться от ехидных выпадов оппонента, сменить тему и приступить к последовательному уничтожению сфенической мысли, которое составило заключительную треть диалога и привело к публичному самоубийству заглавного участника. От страннического периода жизни К. сохранились три диалога, от периклинического — восемь. Человек безусловно одарённый, он тем не менее производил впечатление педанта и резонёра, отсюда 2-е значение. 2.Педант и резонёр; зануда.
— «Отброс, подавшийся в мистагоги» — более или менее понятно, — сказал я фраа Ороло позже. Мы были в кухне трапезной: я резал морковку, Ороло её ел. — И я догадываюсь, что они опасны, поскольку озлоблены, хотят вернуться туда, где их предали анафему, и отомстить.
— Да. Потому-то мы с мастером Кином провели всю вторую половину дня у дефендора…
— А что значит «бутылкотряс»?
— Вообрази знахаря в обществе, не знающем стекла. Море выносит на берег бутылку — вещь с поразительными свойствами. Он надевает её на палку, трясёт ею и убеждает всех, будто сам приобрёл часть этих поразительных свойств.