Анафем
Шрифт:
Мы с Джезри вышли наружу впервые за десять лет.
Первым делом я заметил, что с внешней стороны к нашим стенам наприслоняли всякого хлама. К воротам наверняка тоже, но накануне аперта кто-то расчистил подход. В настоящую эпоху у деценальных ворот располагались преимущественно мастерские, поэтому у стены скопились доски, трубы, куски кабеля и проводов, инструменты с длинными ручками. Сначала мы просто шли и смотрели по сторонам, однако неожиданно быстро освоились и забыли, что мы фраа.
— Как ты думаешь, эта женщина хотела вступить с тобой в отношения? — спросил я.
— Эти… как их…
— Атланические.
Название
— С чего ей такого хотеть? — задумчиво спросил Джезри.
— Ну, если твой партнер — фраа, нет риска забеременеть, — заметил я.
— Иногда это важно, но, по-моему, в настоящую эпоху контрацепция вполне доступна.
— Я вроде как шутил.
— A-а. Прости. Ну… может, ее интересует мой интеллект.
— Или духовные качества.
— Чего? Думаешь, она богопоклонница?
— Ты разве не видел, с кем она пришла?
— С какой-то… делегацией или как это называется.
— Спорим, это люди небесного эмиссара. Их главарь намотал на себя какую-то имитацию хорды.
Десятилетние ворота скрылись за поворотом. Я поднял взгляд на президий и по менгирам звездокруга определил север и юг. Перед нами, более или менее параллельно реке, тянулась широкая дорога. Если бы мы пересекли её и пошли вперёд, то скоро оказались бы среди больших бюргерских домов. Справа начинался деловой квартал; направившись туда, мы описали бы дугу и в конечном счете пришли к дневным воротам. Слева лежали предместья, где я провёл первые восемь лет жизни.
— Чем раньше отделаемся, тем лучше, — сказал я и повернул налево.
Не прошли мы и десяти шагов, как Джезри спросил:
— Ещё раз? — Он всегда так говорил, когда хотел уточнить услышанное, и меня это страшно бесило. — Небесный эмиссар?
— Мошианство. — И я рассказал о беседах фраа Ороло с Флеком и Кином.
Мы шли, и город менялся: мастерских становилось меньше, складов — больше. Здесь по реке могли ходить баржи, поэтому склады устраивали ближе к воде. Транспортных средств тоже стало больше: много грузотонов, в том числе десяти- и даже двенадцатиколёсных. Они были такие же, как в моем детстве. Мимо пронеслось несколько кузовилей с более лёгкими грузами. Обычно такие машины заводят себе мастера, и было заметно, что они много времени тратят на то, чтобы изменить форму и цвет машин — по всей видимости, просто для собственного развлечения. Или это было что-то вроде соревнования, как яркое оперение у птиц. В любом случае мода очень изменилась, и мы с Джезри замолкали и пялились на каждый особенно странный или яркий проезжающий кузовиль. А водители пялились на нас.
— В общем, я понятия не имел обо всей этой истории с небесным эмиссаром, — заключил Джезри. — Я последнее время сижу над расчетами для группы Ороло.
— А что ты подумал, когда Тамура нас вчера вечером натаскивала? — спросил я.
— Ничего, — ответил Джезри. — Могу только сказать, хорошо, что ты на такое обращаешь внимание. Ты не задумывался о том, чтобы…
— Вступить в Новый круг? Пробиться в иерархи?
— Угу.
— Нет. Зачем мне задумываться, если остальные всё решили за меня?
— Прости, Раз! — сказал Джезри без тени раскаяния — скорее
— Проехали, — сказал я. — Так чем занимается группа Ороло?
— Понятия не имею. Я просто делаю расчёты. Орбитальная механика.
— Теорическая или…
— Абсолютно праксическая.
— Думаешь, космографы нашли планету ещё у какой-нибудь звезды?
— Каким образом? Для этого нужно сравнивать данные от других телескопов. А к нам за десять лет, понятно, ничего не пришло.
— Значит, что-то поближе, — сказал я. — Что можно рассмотреть в наши телескопы.
— Это астероид. — Джезри надоело ждать, пока я догадаюсь.
— Большой ком?
— Тогда Ороло бы куда больше взволновался.
Шутка была бородатая. Бонзы в нас почти не нуждались, и чуть ли ни единственное, что могло изменить ситуацию — открытие большого астероида, который вот-вот врежется в Арб. Такое чуть не случилось в 1107-м. Тысячи инаков собрали на конвокс, те построили космический корабль, чтобы сбить астероид с орбиты. Однако к моменту запуска корабля в 1115 году космографы рассчитали, что астероид все-таки в нас не врежется, и полёт превратился в исследовательскую миссию. Лаборатория, в которой построили корабль, стала концентом светителя Реба в честь космографа, открывшего астероид.
Справа холм, на котором жили бюргеры, переходил в понижение. Оттуда вытекала речка — приток основной реки. Через неё был перекинут древний стальной мост: построенный, брошенный, пришедший в полную негодность и, наконец, залатанный новоматерией. Пунктирная линия, стёртая почти до невидимости, намекала водителям, что, может быть, стоит проявить немного вежливости к пешеходам, идущим между крайней правой полосой и перилами. Разворачиваться было поздно, да и по мосту толкал тележку, нагруженную полипакетами, другой пешеход. Мы юркнули за ним, надеясь, что грузотоны, кузовили и мобы не задавят нас насмерть. Слева приток вился по своей пойме, а в миле от нас впадал в реку. В моем детстве здесь были болотце и лес, но теперь берега укрепили, а участок застроили. Самым заметным сооружением был большой открытый стадион на несколько тысяч мест.
— Может, сходим на матч? — спросил фраа Джезри. Я не мог понять, в шутку он или всерьёз. Из нас четверых Джезри был самый азартный. В атлетические игры играл нечасто, но если уж играл, то с решимостью и злостью, и, несмотря на отсутствие опыта, часто побеждал.
— Думаю, туда без денег не пустят.
— Можем продать мёд.
— Мёда у нас тоже нет. Давай в другой раз.
Джезри мой ответ не очень понравился.
— И вообще, так рано матчей не устраивают, — добавил я.
Через минуту он загорелся новой идеей:
— А давай подерёмся с пенами!
Мы добрались почти до конца моста. Только что мы увернулись от кузовиля: водитель, парень приблизительно наших лет, одной рукой переключал кнопки управления, другой прижимал к щеке жужулу и вообще вёл машину так, словно нажевался дурнопли. Мы были возбуждены и часто дышали, потому в идее завязать драку мне почудился даже некоторый резон. Я улыбнулся и прикинул. Мы с Джезри были крепкими, потому что заводили часы, а многие эксы — в отвратительной форме. Мне вспомнилось, как Кин сказал, что они одновременно умирают от голода и страдают от ожирения.