Анафема в десятый круг
Шрифт:
Я не знаю. Никогда не знал. Я просто слепо следовал своим желаниям. И кончится её уход плохо. Стоит мне сорваться и это может кончится для неё на 180 см. под землёй. Эта мысль заставила пространство дрожать. Или это был я. Но я же не могу ей навредить? Не могу, ведь?
Дерьмо в том, что, это так же равновероятно, как и то, что земля круглая.
Я заподозрил измену. Конкретно: измену моей головы, мне же. Кажется пространство вокруг замедлилось, движение сохранялось только внутри меня. Только оглушительный скрежет тормозов в моей голове.
Остановись.
Я буквально приказывал себе. Ведь если сейчас, она не сообразит, что стоит притормозить, я разобьюсь. Мне нужно было переключиться. Отключится от этого. Я видел её гнев, сурово взирающую на меня. Мне хотелось кричать, по правде говоря. Может быть сломать что-то. Или может кого-то. Лавина во мне перешла в режим стоп. Вопрос лишь в том, как долго она сможет существовать в этом искусственном бездействии. И когда она чёрт побери соизволит обрушиться. Прямо на неё.
Я видел в этом грёбаный негатив чернее ночи чёрной. Очень четкий с холодным привкусом смерти и страха. Страха перед самим собой, за неё. Как только я начинаю побаиваться себя и своих мыслей это означает генеральный прогон перед началом моего апокалипсиса. Это
Явно психанув, под сдержанно прохладной маской, она стянула гитару с плеча и уходя, всучила свою гитару Мише.
– Ты куда?
– удивился он. Вика ничего не сказала, просто ушла по коридору к служебным помещениям.
Я знал маршрут этого пути. Ледяная вода и никотин. Вероятно он будет приправлен Джеком. Очень вероятно.
Как я собираюсь пережить эти 24 часа? С одной громадной ремаркой: без осложнений.
Вика вернулась, и пришло время начинать сэт. Я занервничал. Вообще-то нервы на сцене не моя черта. Но с учётом последних событий, волнение почему-то захлестнуло меня. Проблема заключалась в том, что Вика отказалась писать музыку совместно. Лишь «Станицы дневника» являются совместной работой. А потом она отказалась. Не знаю почему. Всё началось с того момента как мы вернулись с утёса. Конкретно после написания этой композиции и своего рода утверждения, если можно так это назвать. У нас оставался час свободного времени, всё таки с Викой дела продвигались гораздо быстрее, она умело подхватывала инициативу, вносила дельные поправки и в нотной грамоте как и в целом в музыке она была профи, не меньше меня. Я решил поработать с черновым вариантом одной своей нотной писанины. Всё-таки музыку, так или иначе я пишу, остальные вносят предложения на изменения, или точнее сказать это делала только Вика, всех остальных и так всегда всё устраивало. А зря. В общем тогда-то возникла загвоздка. Если с музыкой разобрались играючи быстро и добились конечного результата, устроивший всех без исключения, то со словами-то и вышел фокус. Она вдруг решила оставить слова своей партии исключительно за собой. Причём не только в качестве единичной акции так сказать, а на постоянной основе. И была непреклонна, как бы я не пытался её переубедить. Вот и получается, что никогда не знаешь, что можешь услышать.
– «Теория вероятности» - объявила она в микрофон.
– Ты дописала партию?
– Уже да.
Это насторожило. Она уже не злилась. Было очень видно этот её надлом внутри, причём судя по лицам всех остальных на сцене, виден он был всем без исключения. Даже не смотря на солнцезащитные очки скрывающие её глаза.
(Р: – Тысячи строк в ночи написав, Желая не видеть в глаза, не знать Ворону белую, не видеть во снах,- Удар, и дым стал, мой сон заменять. В невозможности спать, назад отмотал. Пытаясь себя понять, перелистал, Войны, обрывки календаря. Но запутался сам, в начале начал. Пустые слова - гневно, в сердцах. Мысли в стихах - за глаза на листах. Травила ядом, а я, поджигал, Украла сны, кошмаром кошмар, очернила… О чернила запнулся, не ожидал… Увидеть я, ту, с кем воевал. Очертил я, пером, но даже не знал. Незнакомкой, она поселилась в мечтах. Брошен жребий, против и за, В механизме весов, разум - душа. Вероятно, сладка дымка странности, В теории вероятности. Но, только если, странник ты -рискни. Вероятно, сможешь по шипам идти. А если можешь - лети, Но только если, Очень, срочно, разум включить. Но только, если, Пламя ярче, чем свечи в ночи, он затмит. Там, где сердце в пожаре горит, Грани чувства-каприз, обличил, - Вероятно, незнакомку спасти, Но падает вниз, чёрт возьми! (В: – Острым лезвием, по струнам смычок - Так рисуешь ты, нот идеалы. Я рисую так линии алым, Кровью по струнам, река потечет. Таков мой текущий счёт, вероятности, Ведь ты не учёл, рамки крайности. Ты - пророк, а, я - порок и боль. Проиграла, с тремя легионами бой за престол. Ртутью, дышать тяжелее стало. Достало, не помня снов, с виски без слов, Зарывать чувства в песок. Легиона пленницей стала, С цепями у ног, я устала, К виску, постоянно вскидывать ствол. Ядом, отравлена - пала. Ядом отравленный мой рок-н-рол.Честно? Я был поражен. И дело не в том, что это звучало плохо, вовсе нет. Это звучало жёстко, отчаянно мощно, в гранже на грани с отборным металом, это было круто вне сомнений. Дело в ней самой. Это было чистым отчаянием. Её голос пронзал насквозь тысячью отравленных спиц. Меня пошатнуло изнутри.
(В-Р: – Вероятно, сладка дымка странности, В теории вероятности. Но, только если, странник ты - рискни. Вероятно, сможешь путь по шипам пройти.Как я мог её не желать? Если прямо сейчас, великолепная смесь звуков и эмоций резонировала с воздухом. Эта атомная смесь проходила через наши тела и танцевала тенями по всем стенам, в спектре её соло. Ослепительное мерцание глаз, я ощущал его даже сквозь стёкла солнцезащитных очков. Она не отрывалась от меня, не ведая преград. Она смотрела на меня, и я знал, что пел только для неё, играл для неё и слушал, как она отвечала мне совершенством своего голоса и идеальной игрой. Зрителей не существовало. Они испарились со звуком первого аккорда. Когда Вика затаила музыку в финале, сея дрожь струн и восторг довольной аудитории, я положил пару независимых аккордов своей гитары, означая то, что хочу сыграть. Это вызвало минутную заминку в группе, и некоторое недопонимание.
Ко мне подошёл Миша, попутно подбирая нужные аккорды на своей акустической гитаре.
– Раф, эта музыка недописанная, вроде?
– озадачился Раевский, что собственно не мешало ему успешно играть переливчатую мелодию свей партии. Я полностью включился в игру, - Была. До этого момента.
Яр после небольшой ритмичной сбивки, положил подходящий ритм.
– Вечер экспромта, пшал?!
– выкрикнул брат, и зрители поддержали его одобрительными выкриками.
– Почему бы и нет?
– Что это будет?
– шепнула Вика в микрофон. Мой взгляд принадлежал только ей. Этого было достаточно, чтобы народ замер в предвкушении, в ожидании продолжения. Это вызвало у меня ухмылку, и она тут же отразилась на её губах. Она смотрела на меня поверх очков, она была так чертовски опасна и соблазнительной в тандеме с электрогитарой. Кажется я мог ревновать её к Гибсону, просто потому что она касалась его.
– «Оружие» - объявил я в микрофон, не разрывая визуального контакта с девушкой. Этого было достаточно, чтобы она ударила по струнам, и разгоняя мелодию словно на волнах раскачиваясь, подорвала толпу всплеском. Этого было достаточно, чтобы мой голос нашёл нужные слова, и ноты.
(Р: – Должно быть, что-то со мной не то, Отражается и преломляется посредством глаз. А в её цвета затмения сейчас, Потерянно-запутанное зло, Это - я… Это оружие - я. Её оружие - сладкий яд. Мы стремительно генерируем этот изъян. Нас спасут лишь спустя 24 часа.Сами того не замечая, мы притеснялись друг к другу, и мы играли, встав спина к спине, просто по привычке, забыв про все неурядицы и обиды. Я касался её, так будто мне было необходимо касаться её с каждым сыгранным аккордом. Её голова легла на моё плечо, терзая серебряные струны Гибсона и чёрные струны моей души, внимали ей заставляя между нами разгораться жар и огонь. Сцена кажется пылала и её волосы в свете софистов отливали роскошной платиной, сцена словно сталкивала нас в одно целое. Здесь не существовало боли, она выражалась изливаясь вихрем и электрическим зарядом между нашими вибрирующими инструментами. Музыка поднималась вверх по спирали, превращаясь во что-то живое, во что-то осязаемое.
(Р: – На столько красиво мы были закружены, На сколько вообще может быть красиво оружие. И вероятно, она не знает сама, Что у нее есть оружие против меня. Оно звучит как баллада, трагичная и минорная, В ней и ярость и страсть ярко чёрная, О том, что она думает словно я лгу, Когда бежать говорю. Я же просто беспечен, Ко всему, что движется в такт, так быстротечно, О том лишь времени думая бесконечно, Где скрывать уже будет нечего. Вот что делаю я - спешу. Я забегаю слишком вперёд, В комбинации шах и мат навстречу, Просчитаю ходы наперёд. (В: – Я живу только здесь и сейчас, Не важно завтра или спустя час. Тебе стоит ходы пересмотреть. Перед чувствами что не испытаем впредь, Ты кажется слишком смел. Это именно тот момент, Чтобы предельно чётко осознать, Что ты переступил барьер, За который остерегали не ступать. Никогда не предавал особого значения? Сколько раз ты слышал наставления? Уступая перед чувствами, в ярком созвездии… (Р: – Мы никогда не испытывали этого прежде. Мы не думали слепо поклоняясь надежде, Не думали одержимо друг другом дыша, Что мы на пороге проигрыша. И мне стоило ей сказать, Что у меня тоже есть оружие, Смертельно опасная сталь, Оно звучит, так же как ранее. Это - я… (В-Р: – Это оружие - я. Её оружие - сладкий яд. Мы стремительно генерируем этот изъян, Нас спасут лишь спустя 24 часа.