Анаис
Шрифт:
Когда он окликнул ее, она застыла, стиснув руками полотенце, не оборачиваясь и не поднимая глаз к зеркалу.
«Вам что, уши грязью залепило?»
Она отважилась взглянуть: мсье Чалоян ждал ее около почти наполнившейся ванны. Если бы тут не было этого человека, с какой охотой она укрылась бы в горячей воде, задернув между собой и остальным миром занавеску из пара.
«Не оставаться же нам тут всю ночь, мадмуазель. Ко мне придут люди».
Анаис подошла. Мсье Чалоян ждал гостей. Он не мог терять времени. Как только он вошел в класс, для маленькой воровки все стало странным и тревожным. Зато упреки этого
Девочка передала кофточку директору, который не пожелал ее держать и отбросил подальше, на плиточный пол, с гримасой омерзения.
«Снимайте это все!» – повторил он все тем же тоном отвращения. И поскольку Анаис колебалась, взявшись за первую пуговицу на блузке, – туман в ее голове был еще плотнее, чем пар, поднимавшийся от наполненной ванны, – мсье Чалоян воскликнул: «Да разденетесь вы или мне самому вас раздевать?»
Она начала машинально расстегивать блузку. Потом расстегнула молнию на юбке, и та упала к ее ногам.
«Сначала снимают обувь, мадмуазель. Как же вы неопрятны».
Перепугавшись, девочка подтянула юбку и прижала локтями к бедрам. Потом, сев на корточки, расшнуровала ботинки.
Директор не отводил от нее глаз. Он рассматривал каждую ее черточку, но лицо его по-прежнему выражало такое отвращение, что Анаис сняла носки и трусики, боясь только одного – плохо пахнуть и причинить неудобство мсье Чалояну. Она перешагнула через край ванны и укрылась в воде. Вся ее стыдливость сосредоточилась на болезненной мысли о том, что ей следует постараться не распространять вокруг себя свой тяжелый запах. Непристойность ситуации выражалась в отвращении, которое ей внушало собственное тело. Она, наверное, воняла так сильно, что господина директора тошнило. Она все еще не смела на него взглянуть. Но догадывалась, что он не сводит с нее глаз, не может оторваться от зрелища этого живого ужаса, отмокавшего в горячей воде, словно грязная тряпка.
Впервые в жизни она оказалась голой перед мужчиной. Но взгляд директора немедленно пронзил тонкую и нежную оболочку из кожи и выставил на холодный свет лампы все, что скрывалось под этой оболочкой – грязь, слизь, экскременты, вонь, вонь! Мсье Чалоян приказал ей раздеться, и она повиновалась. А как иначе? Пугающее сознание того, что она голая перед мужчиной, который ее рассматривает, не пропуская ни одного уголка ее беззащитного тела, отступило перед гораздо более ясной, так сказать, логической мыслью о том, что воровка была попросту разоблачена. Она больше не могла ничего скрыть от господина директора. Если бы он захотел, он смог бы разглядывать все самые потаенные складочки. Она вытерпела бы такой долгий и такой подробный обыск, если бы это было ему нужно. У нее не было никаких прав. От нее воняло.
Мсье Чалоян протянул ей мыло и мочалку. Она стала намыливаться, сидя, наклонившись вперед, в покорном отупении, медленными движениями сомнамбулы.
Директор быстро потерял терпение. Он скинул пиджак, засучил рукава рубашки и забрал у девочки мочалку. «Вставайте! Ну! Вставайте!»
В несколько минут Анаис надраили с макушки до пяток. Движения мужчины были сильными, быстрыми, грубыми. Он снова как будто выполнял неприятную
Мсье Чалоян вернул ей мыло и приказал самой помыть «интимные места». Поскольку девочка стояла в нерешительности, непонимающе глядя на покрытый пеной кусок мыла на своей раскрытой ладони, мужчина снова прикрикнул гневным тоном: «Мне и это сделать?»
«Но, мсье…» – начала было девочка.
Это были первые ее слова с того самого момента, как она прошла в ванную за мсье Чалояном. Она и хотела бы возражать, возможно, защищаться, но обволакивавший жар лишал ее всех сил, отнимал дыхание.
«Только не говори, что ты никогда туда не лазила!» – сказал мсье Чалоян, вдруг перейдя на «ты».
Даже не отвернувшись к стене, Анаис сделала то, что от нее требовали. Больше никогда она не испытает счастья одиночества. Ни одна дверь и ни одна стена не будут настолько плотными, чтобы не пропустить взгляд неумолимого судьи.
Он не позволил ей надеть свою одежду. Юбка, блузка, носки остались валяться на полу. Завернувшись в полотенце, Анаис ждала. Из ванны медленно, шумно вытекала вода, словно унося с собой грязь и слизь, оставшиеся от девочки.
Вся ее кожа горела, но она чувствовала себя лучше. Мсье Чалоян тер ее безжалостно, особенно груди – едва оформившиеся, нежные и чувствительные, как крылья бабочки. В этом месте ей было немножко больно.
Директор вернулся. Протянул девочке черную легкую ткань с атласным отливом:
«Надевайте!»
Это было очень короткое нейлоновое платье, стянутое на талии поясом из того же материала. Мсье Чалоян увидел, что он слишком широк для девочки. Взял ножницы для ногтей и проткнул в поясе еще одну дырку. Он расправил платье над поясом, от чего юбка сразу же поднялась до середины бедра, затем отошел на шаг, чтобы оценить впечатление и был как будто удовлетворен.
«Идемте! Я и так уже много времени потерял», – сказал он, направляясь к двери. Остановился на пороге и, видя, что Анаис не двигается с места, добавил:
«Не просите у меня трусиков! Я таких вещей не держу».
«А у меня есть, в моем шкафчике», – прошептала девочка.
«У нас нет времени. Обойдетесь без них».
Переступая порог, Анаис увидела в зеркале на стене свое отражение в полный рост. Ее белые ноги казались очень длинными под легким платьем, которое колыхалось, вздуваясь на бедрах. Анаис шла босиком. Она даже представить себе не могла, что директор позволил бы ей надеть ботинки. Свои волосы, еще влажные, она торопливо стянула в конский хвост.
Директор отвел ее в столовую. Стол был накрыт на четыре персоны. В ведерке серебристого металла мокла бутылка. Два больших блюда с морепродуктами стояли рядышком. Мсье Чалоян достал из кармана зажигалку и зажег свечи в двух подсвечниках, обрамлявших пиршество. Наконец он сказал: «Вы замените женщину, которая обычно прислуживает за столом, – она заболела. Будете смотреть за тем, чтобы фужеры всегда были полными, чашечки для мытья рук – чистыми. Потом уберете со стола и принесете десерт, кофе, спиртное. Все, чего здесь нет, находится рядом, на кухне. Следите также за тем, чтобы держаться прямо, скромно и почтительно».