Анакир
Шрифт:
— А кто еще?
— Какой-то другой недоброжелатель.
— Ты думаешь, у меня их столько, что я могу выбирать?
— Твое честолюбие пугает меня, — сказала она тихо. — И не оно одно. Это оно наживает тебе врагов. Почему ты не хочешь измениться?
Она ступила на опасную тропинку, и Кесар уклонился от ответа — лег на траву и заявил, что у него разболелась голова.
Потом, уже начиная дремать рядом с нею, он проговорил:
— Я рад, что ты уехала сюда. Здесь тебе ничто не угрожает, а там тебя могут использовать для воздействия на меня. Ты — мое единственное
— Ты пожертвуешь мной точно так же, как всем остальным, — сказала она отстраненно, без малейшей обиды или негодования.
— О нет, — возразил он. — Только не тобой.
Не тобой...
Кесар пробыл на Анкабеке десять дней, когда из Кармисса пришла лодка. Уже совсем стемнело, и на небе рдела Звезда. Из деревушки прибежали мужчины, и прибывший ступил на прибрежный песок, пристально глядя на них.
— Меня прислал к принцу Кесару эм Ксаи король Сузамун.
Эта маленькая ложь помогла незнакомцу в конце концов оказаться в храмовом приюте, в той бедной хижине, где сейчас стоял Кесар, исцелившийся и грозный в тусклом свете коптящего фитиля.
— Добрый вечер, Третий.
Прибывший, один из десятка Третьих гвардии эм Ксаи, отсалютовал.
— Мой лорд, у меня новости для вас.
Солдат принялся рассказывать. Принц и сержант его гвардии редко доверяли подобные вещи бумаге. Когда доклад был закончен, выражение лица Кесара совершенно не изменилось. Разумеется, удивляться тут было нечему. Все шло по плану. Всадники, не останавливаясь и меняя скакунов на свежих, проделали обратный путь вдвое быстрее. Свое дело они сделали лучше некуда. Висская часть Истриса только и говорила, что о нем. Вернуться сейчас было столь же мудро, как прежде — скрываться.
— А корабли в Тьисе?
— Получили приказ возвращаться. Капитаны и несколько избранных людей приняли в подарок от правителя колесницы и зеебов и по суше отправились к самой юго-восточной деревушке на истрисско-иолийской дороге. Там они будут ждать вас.
— А после этого въедут со мной в Истрис, — прибавил Кесар, широко усмехаясь.
Корабли идут слишком медленно. Нельзя допустить, чтобы его триумфальное возвращение в столицу запоздало или было испорчено. Эти придирчивые светловолосые слизняки-полукровки, дрожавшие на своих кораблях, которые слишком перетрусили, чтобы сражаться, зато потом мямлили что-то о правах рабов — пусть плетутся по улицам позади него, с его калинксами и собаками. И пусть все кармианцы-Висы видят его и слышат о нем!
— На рассвете мы поплывем обратно. Где спят гребцы?
— На берегу, мой лорд.
— Можешь остаться в этой хижине. Разделишь ее с Девятым. Уверен, что он не станет возражать.
Солдат отступил в сторону, Кесар вышел в дверь и направился вверх по склону, к храму. Озадаченный, номер третий решил, что принц отправился возносить благодарность Ашаре.
Маленькие металлические диски на ветвях деревьев трепетали, издавая еле уловимое зловещее гудение, от которого все волоски у него на коже вставали дыбом.
Он миновал огромные храмовые двери и зашагал вдоль черной стены. Во время их бесконечных разговоров сестра как-то ненароком упомянула о том, где живут послушники. И так же, словно ненароком, по мере того, как его здоровье улучшалось, она проводила с ним все меньше времени.
Вскоре в стене показалась арка. Он прошел сквозь нее во внутренний двор. Над дверью, коптя, неровным пламенем горел единственный факел, вставленный в какой-то розоватый камень. Ветер над морем окреп. Завтрашнее плавание могло стать нелегким испытанием.
Кесар постучал в дверь. Решетка поднялась, и в тусклом сиянии светильника показалось смуглое лицо.
— Кто здесь?
— Принц Кесар эм Ксаи. Я пришел попрощаться с сестрой. Впустите меня.
— Вам нельзя внутрь.
— Или ты меня пустишь, или я выломаю дверь.
— Это священное место.
— Так пусть оно таким и останется. Не стоит осквернять его насилием.
Послышалось перешептывание, и лицо за решеткой исчезло. Кесар ждал. Сила, которая переполняла его и не потерпела бы отказа, похоже, была уверена, что в конце концов отказа не будет. Через минуту до него донесся скрежет засова, и дверь открылась.
Он ступил в сумрачный коридор и тут же ощутил на своем запястье бесплотную руку. Оглянувшись, он увидел женщину с Равнин, причем, судя по ее виду, чистейших кровей. Ее узкая ладонь прикрывала огонек свечи от ветра, рвущегося в приоткрытую дверь.
— Вы увидите Вал-Нардию. Она здесь. Следуйте за мной.
Он так удивился, что едва не рассмеялся. Слишком уж они наивны — или куда более хитры, чем он думает.
Кесар пошел за женщиной и огоньком — оба были бледными и в этих мрачных коридорах казались призрачными. Они тянулись с милю — извилистые, как змеи, с уклоном то вверх, то вниз, и все, как один, лишенные освещения. Время от времени свеча выхватывала из тьмы какое-то ответвление или дверную нишу. Он заподозрил, что весь этот мрак предназначен для того, чтобы сбивать с толку незваных гостей или непосвященных посетителей вроде него.
Женщина резко остановилась. Они стояли перед еще одной дверной нишей.
— Это келья Вал-Нардии, — обернулась к нему жрица. — Она рядом, в святилище. Не стоит тревожить ее. Ее медитация скоро закончится. Она вернется и сама найдет вас.
На миг он заподозрил, что это какая-то хитрость, но потом жрица сказала:
— В этих стенах наверху есть щели, выходящие в небо. В предрассветных сумерках здесь будет сносная видимость, и принцесса сама сможет указать вам дорогу.
Ее невозмутимость заставила его приподнять бровь.
— Вы полагаете, что я проведу здесь всю ночь?
Она лишь взглянула на него. Лицо ее было непроницаемо. Только желтые глаза придавали ему какой-то цвет, да еще фиолетовый камень во лбу — Змеиное Око, камень богини.
— Вообще-то я намерен покинуть остров еще до рассвета, — произнес он.
— Тогда она зажжет вам фонарь.
Внезапно Кесар рассмеялся.
— Сколько вы хотите за это? Или просто нужно принести что-нибудь в дар храму?
— Мой лорд, — отозвалась жрица, — единственный дар, который требуется, будет принесен.