Анакир
Шрифт:
— Польщен, — отрывисто бросил Кесар. — Вы явились помахать мне на прощанье?
— Я явился приказать тебе оставить здесь это одеяние, когда ты будешь уезжать.
Секунду Кесар недоуменно глядел на него, потом внезапно рассмеялся. Он взял еще один кувшин с вином и сделал знак сержанту. После того, как дверь закрылась в третий раз, Кесар налил вина наследнику Сузамуна.
Джорнил отставил чашу из дымчатого стекла, даже не пригубив.
— Берите, — подбодрил Кесар. — Неужели вы опасаетесь, что я что-то подсыпал туда?
Джорнил
— Нет. Но мне не нравится твое вино.
— Оно с виноградников Кармисса.
— В самом деле? Однако вернемся к одежде.
— Разумеется, мой принц, — отозвался Кесар, взявшись за застежку туники. — Прямо сейчас?
— О, можешь просто оставить ее здесь. Я пришлю за ней кого-нибудь.
— Прикажите хорошенько выстирать ее. Я проехал в этом по меньшей мере три мили.
Джорнил поднял чашу с вином, оглядел ее, снова отставил.
— А правда ли то, что говорят? Что мой отец пытался убить тебя?
Кесар задумался.
— Это не так. Но мне интересно, откуда вы взяли, что кто-то об этом говорит?
— На улицах только об этом и болтают. Ядовитая змея в Тьисе...
Кесар рассмеялся. Джорнил засмеялся тоже, хотя и не собирался делать этого.
— Так, небольшая рана в бою. Никакая не змея. И совершенно не вижу, зачем Сузамуну убивать меня, — добавил он, — если в его власти услать меня в Ксаи и обречь на смерть заживо. Это куда хуже.
Джорнил, который не очень-то любил Кесара, но тем не менее неодолимо к нему тянулся и с самого детства регулярно завидовал ему как проклятый, изумленно фыркнул.
— Я могу приехать навестить тебя там.
— Ради богини, не делайте этого. Приезд члена королевской семьи в Ксаи убьет вашего отца на месте. Не стоит. Лучше помните обо мне здесь. Носите мой наряд вместо меня. Говорят, в эту краску добавили кровь тринадцати девственниц, чтобы добиться нужного оттенка.
Разрываясь между доверием и насмешкой над застийским возбуждением, Джорнил поднял чашу с кислым молодым вином и осушил ее.
Ксаи находился на равнине к юго-западу от Кармисса, очень далеко от столицы. Путь туда занимал от пятнадцати до семнадцати дней, в основном из-за скверных дорог или вообще полного их отсутствия. Постоялые дворы там тоже были скверными или вообще отсутствовали. Стада диких зеебов носились по плоской равнине, как будто сами не желали где-то задерживаться. На землях поместья ютились две деревеньки. Сама усадьба была настоящей развалиной. Островки тропического леса, плавающие в заболоченном озере, придавали дому особую атмосферу и запах.
В детстве Кесар провел в этом забытом богами месте вполне достаточно, чтобы отдавать себе отчет, как сильно ненавидит его.
Он метался в своем заточении, как раненый лев. Ночами, а время от времени и в ослепительные дни, Застис овладевала им, заставляя искать облегчения у жалких женщин, бывших его собственностью. Он ездил верхом, упражнялся с оружием и пытался охотиться на этой бесплодной земле. Солдаты, которых он взял с собой, упивались дрянным местным пивом, а потом извергали его наружу, на все лады проклиная Сузамуна, Кесара и всех богов сразу.
Он пробыл там не меньше месяца, прежде чем получил известие. Оно пришло оттуда, откуда он его отчасти даже ожидал — от капитана-полукровки Ральднора эм Иоли.
Двенадцать дней спустя тот сам появился в Ксаи в сопровождении всего лишь троих человек. Добрый знак.
Они устроились на плоской крыше виллы, под навесом. Солнце клонилось к островкам леса на озере, стаи галдящих птиц то опускались на воду, то вновь срывались с нее.
— Я все больше и больше прозреваю, — с мягкой настойчивостью объявил Ральднор эм Иоли. — Нас просто использовали. Меня, моих товарищей-капитанов и вас, лорд принц. Нас собирались принести в жертву. А потом Сузамун послал бы кого-нибудь из своих фаворитов очистить моря от врагов, и тот прославился бы за наш счет. Мы, как те слуги, что пробуют угощения на королевском пиру, должны были умереть, испытав на себе силу яда.
Кесар еле заметно усмехнулся. По его знаку служанка вновь наполнила кубок иолийца.
— Так что ничего удивительного, что вместо награды нас ждало наказание, — продолжил эм Иоли. — Меня разжаловали из капитанов. И оштрафовали — оштрафовали, клянусь Ашкар, за то, что устроил недозволенное представление для толпы! — он сделал глоток. Кровь светлой расы досталась ему не из Шансара, а из Вардата, поэтому он назвал богиню вардийским именем. И это было очень кстати, поскольку можно было не опасаться, что в нем вдруг пробудится солидарность с земляками. — Сузамун что, совсем спятил?
Кесар пожал плечами.
— Король верит в превосходство своей желтой расы. Те, в ком течет смешанная кровь — пусть даже воплощенная в столь славных цветах, как у тебя — пятно на безупречной чистоте его народа. Признаюсь, что до Тьиса я не вполне осознавал это. А теперь, Ральднор, я гадаю, долго ли вообще мне осталось осознавать что бы то ни было.
— Значит, вы все еще опасаетесь за свою жизнь?
— Если я сгину в Ксаи, никто этого не заметит.
— Вы не правы. Столица до сих пор восхваляет вас, даже сейчас.
— Значит, я могу быть спокоен до тех пор, пока толпа помнит меня. А потом — возможно, еще одна змея.
— Он может дотянуться до любого из нас.
— Безусловно.
Они снова выпили. Ральднор эм Иоли грохнул о стол пустым кубком.
— И какой у нас выход, кроме как бежать из Кармисса, словно преступники?
— Вряд ли я смогу выбраться с острова, раз сам король заточил меня здесь, — возразил Кесар. — Возможно, он только и ждет, чтобы я это сделал. Тогда можно будет обвинить меня в измене и казнить — все по закону.