Анакир
Шрифт:
— Так что же случилось?
— Ты пойдешь со мной и сам увидишь, что случилось, — ответила она. — Потом ты вернешься к ее брату, расскажешь ему о том, что увидел, и передашь все, что будет тебе сказано.
Они прошли по длинному коридору, слабо освещенному узкими, слишком высоко расположенными окнами, пока перед ними не оказалась железная дверь, похожая на вход в тюрьму. От этой двери вниз вели ступени, и вскоре два жреца в капюшонах распахнули перед ними еще одну дверь.
Как и в прошлый раз, Рэм чувствовал себя беспомощным и
Теперь вокруг тянуло дымом благовония, непохожего на те, что использовались в храме Ашары — более неуловимое, более темное, пропитывающее все вокруг. Прежде ему доводилось слышать, что здесь вообще не воскуряют благовоний. Прозрачный занавес откинулся в сторону, за ним второй. Все эти благовония и завесы окутывали происходящее таинственностью. Рэм ощущал странную пустоту в глубине тела, словно был голоден. Откуда-то донеслось пение — монотонные звуки, сгустившиеся вокруг него, одно и то же повторяющееся слово, а может быть, это лишь чудилось ему — «Астарис, Астарис, Астарис...»
Внезапно звуки замерли, дым благовония развеялся. Рэм и жрица вошли в самое обычное помещение без окон, освещенное факелами. В центре комнаты стояла то ли кровать, то ли кушетка, накрытая тканью. Золотая жрица, сверкающая в свете факелов, потянула за шнур, и драпировки соскользнули.
На кровати лежала молодая женщина, которую Рэм несколько раз мельком видел в Истрисе и более отчетливо разглядел здесь — принцесса Вал-Нардия. Она спала, ее волосы рассыпались по подушкам, придавая им глубокий кровавый цвет. В следующий миг он заметил кое-что еще: под черной рубашкой ее живот высоко вздымался, своей округлостью оповещая о ранней беременности.
— Да, — кивнула жрица на его мысленное замечание. — Теперь подойди ближе, но ничего не касайся.
Против воли Рэм повиновался. Теперь он отчетливо видел ужасные отметины на шее. Каким-то немыслимым образом здешним обитателям удалось придать лицу вид живого — язык принцессы не вываливался изо рта, а глаза из глазниц.
— Кто это сделал? — пересохшими губами спросил Рэм. То, что это работа людей короля, он не заподозрил и на миг.
— Вал-Нардия сама ушла из жизни. Она отчаялась. Она так и не успела ничему научиться.
Непроизвольно скривив губы в презрительной усмешке, Рэм резко повернулся к жрице. Ее лицо вовсе не было безмятежным, наоборот, оно выражало искреннюю печаль — но эта печаль относилась исключительно к последней из произнесенных ею фраз.
Тогда он спросил:
— Когда она сделала это с собой? Вчера? Или даже сегодня?
— Несколько месяцев назад, — спокойно ответила жрица.
Он хотел возразить, что это невозможно, но смешался и замолчал. Наконец он задал другой вопрос:
— Как вам удалось сохранить ее... такой?
— Настоящие лекарства, настоящие травы. И конечно,
То, что жрица употребила это сокращение его имени, потрясло Рэма едва ли не больше, чем его полное древнее имя из ее уст. Его бросило в пот, хотя в комнате было холодно.
— Этот ребенок важен, — выговорил он. — Важен для вас.
— Разумеется, важен.
— Но почему? Как вы узнали об этом?
Она улыбнулась, и Рэм снова был удивлен — чистокровные представители ее расы улыбались не так уж часто. Может быть, потому, что слишком много страдали в течение долгих веков. Ее улыбка мягко и вместе с тем насмешливо говорила: «Ты знаешь наши возможности». Но, воздев руки грациозным движением, словно в висском театре, вслух она произнесла лишь одно слово:
— Анакир.
Он еще раз бросил взгляд на мертвую принцессу и тотчас отвел его в сторону. В его мозгу словно раздавался некий шепот, смутно напоминающий о том, что он хотел забыть. Его внутренний взор видел трех женщин — со светлыми, темными и красными волосами — и ясно различал чрево каждой из них, как и то, что находилось в чреве...
— А отец? — спросил он, как о само собой разумеющемся.
— Вернись к нему и расскажи о том, что видел, и о том, что я тебе поведала, — ответила жрица.
— Значит, вы знаете, что отец ребенка — ее брат.
— Так же, как и ты знаешь это, Рармон.
— Не называйте меня так.
— Это твое имя.
Он ощутил слабость. Ему захотелось немедленно покинуть эту комнату, и он кинулся к двери.
— Больше не могу, — бросил он на ходу.
В соседней комнате оказались несколько женщин, которых он не заметил раньше. Невзирая на тошноту, сейчас он немного успокоился, словно от дуновения ветра или ледяной воды.
Когда они поднялись наверх, он сказал жрице, желая, чтобы кто-то подтвердил для него реальность и нормальность всего увиденного:
— Тогда я отвезу письмо назад, ему.
— Да, — ответила она, — так же, как было отправлено назад другое послание.
— От Сузамуна? — так и замер Рэм.
— От короля.
— Его гонец был тут раньше меня?
— Да, он уехал вчера. Секретное поручение. Но мы умеем хранить свои секреты ничуть не хуже. Посланец короля знает далеко не все из того, что я рассказала тебе. Однако король получит весть о ее смерти раньше, чем об этом узнает принц.
Хотя подземелье храма осталось позади, сейчас Рэм уже бежал. Он мчался через весь остров под струями дождя. На берегу он набросился на хозяина лодки, повалил его наземь и в кровь разбил ему губы, чтобы заставить снова спустить лодку на воду.