Аналитика как интеллектуальное оружие
Шрифт:
Значительно расширив диапазон своих исследований после II Мировой войны и всецело подчинив их антисоветским и антикоммунистическим целям, Гуверовский институт претендовал на роль «национального центра по сбору документальных материалов по проблемам политических, социальных и экономических изменений в XX веке». Основной для института остаётся деятельность, которую Г. Гувер определил в 1959 году как «исследования и публикации, направленные на борьбу с учением К. Маркса».
Такая картина, пусть даже очень контурная и неполная, позволяет увидеть общую панораму мировой аналитики с точки зрения её организационных структур. Даже если судить по названиям «фабрик мысли», видно, что мировая аналитика занимает весомое место в обработке информации стратегического уровня и стремится занять лидирующие
Победа Запада во главе с США над Восточным блоком имела большой психологический эффект. По моему личному мнению, истинной причиной поражения Советского Союза в холодной войне было не экономическое отставание и не гонка вооружений, а отсутствие компетентных аналитических структур в сфере стратегических исследований с прямым выходом на политические верхи, отсутствие обратной связи между «мозговыми центрами» и высшей политической властью, ответственной за принятие стратегических решений. В свою очередь, если рассмотреть место организованных аналитических структур в политической жизни США, то можно увидеть, какую значительную роль они сыграли в отстаивании геополитических и стратегических интересов Соединённых Штатов.
Поразительно, что десятилетиями наша страна наступает на одни и те же грабли и ничего не меняется! А ведь именно здесь корни многочисленных управленческих ошибок (если, конечно, не брать в расчёт случаи прямого предательства государственных интересов), геополитических проигрышей, неэффективных решений в социально-экономической сфере.
Отслеженная выше эволюция развития аналитических структур в Америке показывает, что они развивались параллельно с ростом геополитической мощи Соединённых Штатов. Первоначально их задачи были по большей части откровенно аполитичными: отстаивать общественные интересы, беспристрастно консультируя государственных должностных лиц по вопросам, связанным с политикой и экономикой. Именно таким был Институт государственных исследований (1916), предшественник Института Брукингса (1927). Первым «мозговым центром», занимающимся исключительно внешней политикой, был Международный фонд мира Карнеги, основанный в 1910 году для исследования причин войн и содействия мирному урегулированию споров. В зимний период 1917–1918 гг. полковник Хаус, советник президента Вудро Вильсона, специально собрал видных учёных для анализа вариантов послевоенного мира. Эта группа преобразовалась позднее в Совет по международным отношениям. Первое поколение «мозговых центров» помогло создать в США активную политическую базу, воспитать плеяду самостоятельно мыслящих аналитиков для проведения Америкой в будущем глобальной политики.
Несмотря на то, что в межвоенный период в стране временно победили изоляционисты (сторонники пассивной позиции США в мире), геостратеги (сторонники активной геополитической роли США) из различных «мозговых центров» полностью отыграли своё после II Мировой войны. В содержание понятия изоляционизм включался весь американский континент, в том числе Латинская Америка, Карибский регион. Идеология состояла в невмешательстве в дела Старого Света.
Именно после 1945 года, когда Соединённые Штаты приняли на себя функции сверхдержавы, возникает вторая волна «мозговых центров». Многие учёные и исследователи, занимавшиеся в таких институтах вопросами обороны, получали прямую поддержку от правительства США. В начале 70-х рождается третья волна «мозговых центров», стремившихся влиять на политические решения напрямую.
В отличие от корпораций, американские «мозговые центры» измеряют свой успех не прибылью, а тем, насколько сильное влияние они оказывают при формировании общественного мнения и политики. В этом смысле они напоминают лоббистские группы, соперничающие с другими неправительственными организациями за политическую власть и престиж;
Когда официальное американское присутствие в тех или иных регионах напрямую невозможно, «мозговые центры» берут на себя активную внешнеполитическую роль – служить «глазами и ушами» правительства США, то есть выполняют параллельно разведывательную, дипломатическую и политическую миссии. Таким образом, их способность прямо и косвенно участвовать в формировании политики и готовность американских политиков обращаться к ним за советом приводят к выводу, что эти центры оказывают сильнейшее воздействие на формирование государственной политики США.
Среди аналитических инструментов международного уровня активно используются технологии «цветных революций», отработанные «фабриками мысли» на территории бывшей Югославии.
Крупным специалистом по неправительственным организациям и идеологом ненасильственных революций является Джин Шарп, такой себе скромный старичок из Бостона. Именно ему принадлежит первородство по поводу идей организации ненасильственного сопротивления и революций на территориях других стран. Там, где есть власть, всегда есть недовольство некоторой части населения, которым можно успешно управлять. По его сценариям запускались механизмы дестабилизации в Сербии, Грузии, Украине, Белоруссии.
В Югославии национал-предателями была проведена срежиссированная заокеанскими специалистами «революция 2000», без неё было бы невозможно провести аннексию Косово. Сейчас уже известно, что ЦРУ выделено около 70 млн долл. на организацию государственного переворота. Не меньшие суммы были предоставлены спецслужбами ряда государств – членов НАТО и неправительственными организациями Сербии. Непосредственно по приказу М. Олбрайт под крышей посольства США в Белграде было создано секретное «Американское бюро по югославским делам», оно вело работу по организации «цветного» путча и практически руководило всеми действиями оппозиции (см. материалы интернет-ресурса.
Сербия стала испытательным полигоном отработки методики проведения «цветных революций» для устранения лидеров государств, защищавших национальные интересы и государственный суверенитет от американско-натовского диктата. Потом уже автоматически к власти приводились марионеточные режимы, послушно исполнявшие указания куратора из американского посольства. Уже после Белграда были Тбилиси, Киев, Бишкек, но там апробированная схема лишь минимально менялась. Как правило, вашингтонские наставники избегали вносить сколько-нибудь значимые изменения, о чём свидетельствует, например, клонирование «Отпора» как главного ударного отряда по набору маргиналов и неонацистов для участия в массовых беспорядках. Как и в Сербии, ни один их этих мятежей не достиг бы результата, если бы не прямое предательство внутри правящей элиты.
Активизация экспансионистской политики была вызвана опасениями утверждения реального европейского единства «от Дублина до Владивостока». А это единство издавна противоречит геополитическим устремлениям как Лондона, так и США.
В своё время Павел I заплатил не только короной, но и жизнью за намерение создать с Бонапартом континентальный блок, сводивший на нет английскую политику контроля над Европой с помощью системы сдержек и противовесов. Когда русско-французский союз стал делом ближайшего времени, премьер-министр Питт отдал указание послу в Петербурге Уитворту, который одновременно являлся резидентом разведслужбы, заняться подготовкой свержения российского императора, на что были выделены крупные средства. Действовать Питту и Уитворту было проще, чем Олбрайт, – вместо организации массовых акций под телекамеры и захвата Союзной скупщины достаточно было ограничиться финансированием графа Палена и недовольных гвардейских офицеров. Чем всё закончилось, хорошо известно.