Аналогичный мир
Шрифт:
— А теперь мясное. Горячее. Главное блюдо ужина.
Большое серебряное блюдо под серебряной крышкой было горячим. И когда Джонатан снял крышку, их обдало горячим и таким ароматным паром, что Андрей не выдержал и выругался настолько восхищённо и забористо, что Фредди рассмеялся:
— Ну, ты и мастер. Здесь тебе точно учиться уже нечему.
Улыбнулся и Джонатан, раскладывая содержимое блюда по тарелкам. Убрал опустевшее блюдо и поставил второе.
— Это перепёлки, парни. А это к ним гарнир. Овощи и соус. Это себе сами кладите. Едят перепёлок
— Уже легче, — пробормотал Фредди. — Держим за эти браслетики, что ли?
— Совершенно верно. И к ним красное вино. Мюзини и Бордо. Вот эти бутылки. Сейчас всем налью. Вот так.
Джонатан быстро оглядел стол и сел на своё место. И наступила тишина. Благоговейное молчание. Потому что это было… необыкновенно. И говорить — это отвлекаться от еды, а не оторваться — так вкусно. Да и страшно закапать горячим жиром рубашку и скатерть. Хотя парни, по примеру Джонатана и Фредди, ещё в самом начале положили себе на колени салфетки, но и тех жалко. Белая узорчатая ткань такая красивая.
— Я даже не думал, что такое бывает, — наконец выдохнул Эркин.
Фредди кивнул, собирая ломтиком хлеба соус.
— Я тоже. Похоже, готовил сам Дюпон.
— Да. Из уважения к заказу.
— И заказчику?
— Возможно, — улыбнулся Джонатан.
Здесь предлагать доесть было незачем. Блюдо гарнира очистили полностью.
— Ну вот, — Джонатан, улыбаясь, оглядывал стол и сотрапезников. — Хорошо?
— Очень хорошо, сэр, — улыбнулся Эркин. — Это птица такая, перепёлка, да, сэр?
— Да.
— Курицу ел, — улыбался Фредди, — индейку, утку, гуся, даже голубя, но такое… Перепёлки, они же дикие, Джонни, или их разводят?
— Дикие. Поэтому в меню не птица, а дичь.
— Понятно, почему Дюпону неделя понадобилась. Здесь такого не купишь, негде.
— Это были его проблемы, Фредди, — засмеялся Джонатан. — Но он постарался.
— Заметно, — кивнул с улыбкой Фредди. — Теперь я верю, что французская кухня лучшая в мире.
— У каждой страны, каждого народа, — Джонатан пустился в объяснения, заметив недоумение парней, — своя кухня. Ну, блюда, способ приготовления… Сегодня у нас французская кухня.
— Очень вкусно, сэр, — кивнул Эркин. — А… русская кухня какая, сэр?
— Никогда не пробовал. Из русской кухни знаю икру и водку. А что там ещё есть? Не знаю. Жизнь велика, парни, всё узнаем, всего попробуем. Теперь-то…
— На свободе, — продолжил за него Фредди.
— Но вы же были свободными, сэр, — вырвалось у Эркина.
— Как тебе сказать. И да, и нет. Формально да. А по сути… Зависимость… это же не свобода, так?
Эркин кивнул, но возразил:
— Но вас же не продавали, сэр.
— С торгов? Нет. Но, — Джонатан усмехнулся. — Но вот, скажем, приезжаю я к одной… Перепёлочке. И она мне говорит, что я теперь буду работать на… Помнишь Даунти, Фредди?
— Эту сволочь забыть трудно.
— Это ещё мягко сказано. И вот я должен выполнять все приказы этого Даунти, работать на него. Почему я? Почему на него? Надолго ли это? Вопросов задавать не положено.
— Напоминает, — кивнул Эркин. — Я не думал, что у белых так… похоже.
— Это когда ты на Даунти работал?
— Когда ты на курорте прохлаждался, — невесело усмехнулся Джонатан.
— Вот, значит, через кого ты на Крысу вышел, — Фредди покрутил головой. — Хлебнул ты…
— По горло. Но Даунти выхода на Крысу не имел. Через него я тебе место выбил и стал собирать деньги. И уж через заказчиков вышел на этот канал. Вот, кстати, Эркин, насчёт продавали или не продавали. Про Уорринг слышал?
— Да, сэр.
— Так комендант Уорринга, Ротбус, его ещё Крысой звали, вовсю торговал заключёнными.
— Из Уорринга либо в лагерь, либо в землю, — усмехнулся Андрей.
— Да. Но был и третий путь. Выкуп. Держал его Крыса. А оформлялось это как смерть. Умер, и всё.
— По-нят-но, — в растяжку сказал Андрей. — Но я про это даже не слышал.
— А об этом, Эндрю, только выкупленные и знали. Ну, и молчали, конечно. И если что… ну, живыми их не брали. Крыса не хотел рисковать, а с ним связываться тоже не рисковали.
— А так, Эндрю, из Уорринга много встречал?
— Не очень. Они как не в себе были, и их быстро на финиш отправляли. Финишный этап на небо.
— Понятно. Выкупленные тоже быстро с круга сходили. Либо их кончат, либо сами… — Фредди усмехнулся. — Что-то у нас разговор невесёлый пошёл.
— Раз по краю Оврага прошли и не упали, значит, весёлый, — возразил Эркин.
— Эт-то ты точно сказал, — Фредди будто заново оглядел его. — Это ты молодец.
— А у тебя свобода с чего началась? — спросил вдруг Андрей.
Эркин улыбнулся.
— У меня? Смешно как-то. Нам когда свободу в имении, да, вы знаете, как это делалось?
— Нет, — покачал головой Джонатан. — Мы тогда старались подальше держаться. А болтали потом разное.
— Всего наслушались, — кивнул Фредди. — Что русские лендлордов на растерзание отдавали. Ну, и ещё всякое.
— Да нет, враньё это всё. Хотя всякое и бывало, но потом, да, — Эркин взмахом головы отбросил со лба прядь. — Собрали нас всех в холле, пришёл хозяин, с ним русский, думаю, офицер, надзиратели… ну, те чуть показались и исчезли. Хозяин сказал русскому, что все здесь, и ушёл. И уже русский нам объявил сам, что мы все, и рабы, и отработочные, все… — Эркин на мгновение задохнулся. — Свободны. И можем идти, куда сами хотим. А если хотим остаться здесь, то нам уже за работу должны платить. Потом его ещё о чём-то спрашивали, — Эркин как-то виновато улыбнулся. — Только я будто оглох. Вижу, как губами шлёпают, а ничего не слышу. И вообще… не со мной это. Русский уже уходит, лакеи за ним побежали. А мне как в голову ударило. Мы все разувались, когда в Большой Дом заходили, а у меня сапоги крепкие, недавно выдали. Испугался, что подменят, и пошёл на крыльцо. Нашёл сапоги свои, обулся. Смотрю — русские уезжают. А ворота так настежь и остались. А я сижу на крыльце, смотрю на них…