Ананд
Шрифт:
Я чувствовала себя одинокой, никому ненужной, всеми презираемой и, вернувшись домой, решила разом покончить с этой жизнью. Воображение сладостно рисовало, как Женечка раскаивается в своей жестокости и, задыхаясь от слез, падает на крышку моего гроба. Осуществлению планов помешал приход мамы. Она без слов поняла, что со мной происходит, обняла меня. Я разревелась у нее на груди, рассказала о разрыве с Женечкой. Она слушала, гладила меня по голове, что-то говорила, утешала…
До конца мая оставалось два дня. Я не хотела встречаться с Мишкой, поэтому решила сама отнести злополучную папку в горком комсомола.
В дверях горкома столкнулась с первым секретарем и сунула ему папку в руки. Он повертел ее в руках, прочитал на корочке надпись „Женский вопрос“ и удивленно спросил:
– Что это?
К дверям подошла какая-то женщина в брючном костюме и с погасшей папироской в уголке рта.
Я посторонилась, пропуская ее, и ответила секретарю:
– Это ваша папка. Мне ее Мишка Шаронов передал для изучения и сказал, что до летних каникул надо вернуть в горком.
– Идея Константиновна, – окликнул секретарь уже поднимавшуюся по лестнице женщину, – вернитесь к нам на минутку.
Женщина обернулась, вынула изо рта папироску:
– Что еще?
Секретарь поднял вверх папку.
– С вашего отдела?
Женщина спустилась с лестницы, взяла папку, посмотрела на меня:
– Как, девочка, это оказалось у тебя?
– Мишка Шаронов дал.
Она окинула меня быстрым взглядом с головы до ног и скомандовала:
– Иди за мной. Будем разбираться.
Я послушно поднялась за ней по лестнице. Мы зашли в маленькую комнатку с низким потолком и маленьким окошком, открывавшим вид на глухую стену соседнего дома. По стенам комнаты напротив друг друга висели в массивных рамках портреты Крупской и Сталина. Под портретом Крупской, чуть ниже, без рамок на гвоздиках были прикреплены портреты Александры Коллонтай, Розы Люксембург и Клары Цеткин. Почти все место в комнате занимал стол, застеленный прожженной в нескольких местах красной скатертью, заваленной сверху бумагами, книгами, папками. Вокруг стола стояли четыре деревянных стула, выкрашенных темно-зеленой краской, изрядно протертой на сиденьях и спинках.
– Присаживайся, – предложила мне Идея Константиновна, указав рукой на один из стульев.
Я присела на краешек. Она положила папку на стол, изучающе посмотрела на меня:
– Тебе сколько лет?
– В октябре шестнадцать будет.
– Комсомолка?
– Да.
– А звать как?
Я ответила.
Она села за стол напротив меня, пододвинула к себе лежавшее на бумагах чайное блюдечко, достала папироску, закурила, развязала на папке тесемки, просмотрела содержимое. Пару минут сидела в задумчивости, пуская кольца дыма в потолок и стряхивая пепел в блюдечко, потом перевела взор на меня:
– Ну вот что, Наденька, если в столь нежном возрасте ты все это прочитала, то расскажи-ка мне, в чем суть „женского вопроса“.
Я стала пересказывать статью Коллонтай.
Она перебивала, дополняла и под конец, увлекшись, уже говорила одна.
С ее слов, выходило, что „женский вопрос“ – это не о женщинах вообще, а о полном пересмотре отношений между полами, вопрос будущего страны, вопрос построения коммунизма. Без ликвидации буржуазного института семьи коммунизм построить невозможно. Она обильно цитировала Ленина, Маркса, Энгельса, Бебеля, и все выходило так, что нам надо срочно создавать коммуны, в которых все будет общим, мужчины и женщины станут свободно сходиться вместе на час или на год и так же свободно расходиться, находить себе других сердечных друзей, а рождающиеся от таких свободных отношений дети будут расти и развиваться отдельно от биологических родителей под руководством и опекой специалистов.
– „Коммунистическое общество – значит, все общее: земля, фабрики, общий труд“, – процитировала она Ленина, и пояснила: – Согласно ленинским заветам, к 1940 году 13 мы должны построить коммунизм, превратить страну в единую трудовую коммуну. Вот в чем суть „женского вопроса“! Поняла?
– Надо подумать, – ответила я и опустила глаза.
Идея Константиновна достала вторую папироску, закурила. Не вынимая ее изо рта, переложила языком в уголок губ, оценивающе оглядела меня и спросила:
13
В 1920 году в своей речи на III съезде РКСМ Ленин утверждал, что поколение, которому теперь 15 лет, через 10-20 лет будет жить в коммунистическом обществе.
– У тебя роман с Мишкой?
– Нет никакого романа.
Она пригнулась через стол, дыхнула мне дымом в лицо:
– А че покраснела? Неужели даже не приставал?
Я молчала.
– Ладно, разговор окончен, – она встала со стула и протянула мне руку.
Я тоже встала, сунула свою ладошку в ее широкую ладонь. Она крепко сжала мои пальцы, отпустила и подвела итог:
– Будет Мишка приставать, скажи, что я ему ноги выдерну, мала ты еще для больших дел. А осенью, как исполнится шестнадцать, заходи, подумаем обо всем вместе.
Я вышла из дверей горкома, постояла, огляделась по сторонам и пошла на берег Волги. В скверике у реки присела в задумчивости на камешек возле воды. Так много всего вместили эти дни в мою жизнь – и ничего позитивного. Сначала я обожглась о Мишку, культивирующего жеребячью простоту отношений между полами. Потом о Женино презрение. Теперь передо мной нарисовали как идеал картину жуткого будущего, в котором не будет места для супружеской верности и вообще не будет супругов, а лишь товарищи-партнеры, строгающие детей и передающие, как заготовки, для дальнейшей обработки другим специалистам. Я так и сяк примеряла это будущее, но для себя в нем места не находила.
Прошло десять лет. Коммунизма у нас не построили. Идея Константиновна и наш секретарь горкома были объявлены врагами народа и отбывают сроки в лагерях. У меня растет дочь. Кто ее биологический отец – Мишка или Женечка, я не знаю. Никто из них о своих правах на отцовство не заявил, и мама предложила мне дать Настеньке отчество по моему отцу – Алексеевна.
Незадолго до рождения Настеньки умер Степан Васильевич. Спустя некоторое время после похорон мы переехали сюда под Некоуз в деревню Гулебино, так как в городе начались проблемы с продовольствием и молока для дочери даже на рынке стало невозможно достать. Купили корову. Когда Настеньке исполнилось пять лет, мама настояла, чтобы я шла учиться дальше, а дочь пока оставила при ней.
Я поступила в Ленинградский государственный университет имени А. С. Бубнова на биологическое отделение физико-математического факультета. Сейчас имя Бубнова из наименования университета убрали, так как этот именитый революционер тоже оказался врагом народа, как, впрочем, и все отцы-основатели комсомола 14 . Мама, как переехали из города и до конца этого учебного года, работала учительницей в школе. Каждый день ей вместе с деревенскими ребятами приходилось по утрам добираться из Гулебино в деревню Исаково, а вечерами обратно. Иногда их подвозили на санях или на телеге, но чаще пешком приходилось ходить. Уставать она стала, а тут предложили ей переехать в деревню Новинки, преподавать русский язык и литературу в старших классах Артемьевской школы. В Новинках и дом больше, и ее сестра туда из Мологи перебраться собирается, и речка рядом, и работа интереснее.
14
Основатели комсомола: Лазарь Абрамович Шацкин – председатель ЦК РКСМ (1921–1922), расстрелян в 1937-м; Борис Львович Цейтлин – секретарь ЦК РКСМ (1920–1921), расстрелян в 1938 г.; Петр Иванович Смородин – генеральный секретарь ЦК РКСМ (1921–1924), расстрелян в 1939 г.; Оскар Львович Рывкин – председатель президиума ЦК РКСМ (1919–1920), первый секретарь ЦК РКСМ (1920–1921), с 1922 г. почетный член РКСМ, расстрелян в 1939 г.; Александр Иванович Мильчаков – секретарь ЦК РКСМ с 1925-го, генеральный секретарь ЦК ВЛКСМ (1928–1929), репрессирован в 1938 г., более 16 лет провел в тюрьмах и лагерях; Александр Васильевич Косарев – первый секретарь ЦК ВЛКСМ (1929–1938), расстрелян в 1939 г.