Анастасия, ты прекрасна!
Шрифт:
— Слышу дочь хорошего адвоката, — усмехнулся я.
— Лучшего в регионе адвоката, — зыркнула она. — Так мыслит обыватель. Для него, если ты имел связь с малолеткой, то значит не просто мерзавец, а действие закона на тебя больше не распространяется. Причём мы говорим даже не о родителях, а о людях со стороны. Им теперь можно и убить прокажённого, и надругаться над ним.
Я, от затронутой темы, аж сел поровнее и горло прочистил.
— Так-то оно может и так, но что ты предлагаешь? Да и где граница предпочтений в юности для э-э-э… скажем, условного обывателя?
Фрагмент 21
— Давайте теперь чай заварим? — показала Диля пустую кружку. — А то
Пока заваривали, нас пару раз позвали присоединиться к игре. Я достал печенье и конфеты, затем разлил травяной сбор по вымытым кружкам.
— Хотела вам сказать, что неправильно меня поняли. Закон — есть закон и подлежит к исполнению. Не нужно отменять статью или понижать возраст согласия. Надо просто перестать быть ханжою на сене, как говорит мама. Если кто-то совершил преступление, то зачем на него ярлык сразу вешать? У каждого же совесть не чиста. Зачем тогда этот вот театр?!
Диля явно раздосадовалась. Я с готовностью покивал головой и, сделав острожный глоток, говорю:
— Хочешь сказать, что надо вывести эти и смежные статьи из ряда позорных?
— Да. Это и хочу сказать.
Я ещё пару кивнул. Тема, конечно, не простая…
— Тут сложно. С одной стороны, мы готовы прибить женщину к позорному столбу, если она занимается проституцией. Типа для себя. Нет, мол, у неё моральных качеств, чтобы не делать этого. Более того, считается за достоинство изобличить такую «тварь», то есть сначала пронюхать, а потом разнести по всем интернетам. Но с другой стороны, когда она по большой нужде, в условиях проклятого государства, то может рассчитывать на благосклонность. Наша мораль может быть относительна на практике. Но в случае с детьми и материнством компромиссов нет. У меня были соседи одни, семья далеко не благополучная, так вот, дочке отчего-то гулялось с компанией парней и девушек значительно себя старше. В десять лет, ночью, один из них, скаже-э-эм… был с ней близок. Домой пришла ну если не вся в крови, то рядом. Ничего, подлечилась и снова к ним.
— Простите, — прервала меня Диля с заинтересованным видом, — это было именно изнасилование с нанесение тяжких телесных?
— А нет, — нервно посмеялся я, — это типа «любовь» была, с лишением девственности и с неслабым таким кровотечением. Наверное, разрыв не только плевы был.
— Поняла, простите ещё раз, — кивнула она, а меня поразила эта профессиональная холодность. Хотя, может это деформация под гнётом происходящего с отцом?
Я потёр застучавший укус на ладони — уже обработанный мазью и перебинтованный.
— В общем, с тех пор девочку понесло. Соседи всё это знали благодаря сплетням. И уж в них она какими только эпитетами не награждалась. Конченный, в общем, человек. Но! Где-то около восемнадцати забеременела и родила. Не совсем понимая кто отец, в общем, классика. И вот с тех пор её репутация, вдруг, стала лучше. Причём намного. Почему?
— Материнство и дети? — повторила Диля.
— Именно так. Это до сих пор является для людей сакральной темой. Работает бездумно и качественно. А теперь представь, что нашёлся какой-то похотливый старый извращенец, что посмел покуситься на лялечку, пусть ей даже уже пятнадцать.
Диляра рассмеялась, а я в очередной раз восхитился тому, как обворожительно это у неё происходит. От взгляда на губы мне тут вспомнился жар её рта.
— Вы отлично подобрали слова, чтобы описать это обывательское отношение. «Похотливый старый извращенец» — просто прекрасно.
— Но, как понимаю, тебя это лишь смешит?
— Вы знаете, Александр, я хочу, чтобы вы мне доверяли. Чтобы не думали разное, мы же такую тему сейчас обсуждаем, а я хорошо понимаю, какие могут быть мысли: что я стану вас шантажировать, угрожать или ещё нечто в том же роде. Поэтому я открыто расскажу некоторые вещи из своей жизни. Это настоящие тайны.
Сами собой у меня сошлись челюсти и я почувствовал, как окаменели желваки. Разговор приобретает всё более серьёзный оборот.
— Постой, Диля. Я, во-первых, тебе и так доверяю. Может не полностью, но это не повод делиться сокровенным. И во-вторых, почему ты думаешь, что мне можно доверять? Я, может быть, всего лишь «похотливый старый извращенец»?
Она опять рассмеялась.
— Риск есть всегда. Я это уже успела понять. Сколько бы я не рассчитывала и не выгадывала, а всё равно бывают провалы. Это неизбежно. Поэтому, даже если вы окажетесь мерзавцем — это не причина бояться делать шаг. Но вы не старый, ха-ха, далеко не старый. Как по мне, любая малолетка должна быть от вас без ума.
— Спасибо, Диля. Ты тоже несомненно красива.
— И вам спасибо. Но ещё о шансах — я ведь рискнула в тот раз, когда вы ставили укол. Вероятность, что смогу произвести впечатление была очень небольшой. И всё же, — победно улыбнулась она.
Я выключил фонарь и подхватил руку, снова поцеловав.
— Да, это смелый поступок. И весьма провокационный.
— Спасибо.
Мы снова сели при свете.
— Поэтому я пытаюсь доверять своему опыту, Александр. Он весьма специфический, вы же знаете. Например, я чувствую, что с вами связана какая-то большая тайна. Как я смогла это понять? Вся моя жизнь — это попытка переиграть отца. Он настоящий профи, но это имеет обратную сторону — он и дома всегда ищет для каждого поступка корыстную подоплёку. Не может спать, пока не разберётся, где же человек хочет получить выгоду и в чём не искренен. Сейчас мне пятнадцать и я хочу, чтобы у меня была личная жизнь и тайны. С ним это невозможно. Поэтому я вынуждена была выработать чутьё. Хочешь понять преступника — научись думать как он!
— Хорошо, допустим, — проговорил я и покачал головой — всё же Диля оказалась даже «глубже», чем я предполагал.
— Почему я смеюсь над стереотипами общества? Потому, что мой отец однажды оправдал в суде одного… важного человека. Тот изнасиловал с отягощающими девочку двенадцати лет. Ей потребовалась медицинская помощь после этого. Всё могло бы закончится как обычно в таких случаях. Родителей бы или купили, или запугали. Хотя, более обычная ситуация — это убийство жертвы и эффективное уничтожение тела. Но этот самый важный человек, он, понимаете, после того как закончит, начинает терзаться совестью. Не так чтобы сильно, но в платную клинику отвёз и всё оплатил. Родители и журналисты создали скандал. Суд получился публичный. Отец мастерски провёл подготовку и сбор материалов. По итогу, обвиняемого полностью оправдали, а сам он вышел героем-спасителем, что спас девочку после того, как неустановленное лицо совершило над ней акт насилия. И это не единственное такое дело на счету папы. Поэтому, когда общество готово разорвать жалкого дядечку, что попробовал за подарки и ухаживания, получить от желанной малолетки секс, мне смешно. Если это для них «похотливый старый извращенец», то мне их жаль.
Повисло молчание. Я подёргал чайничек — снова пуст.
— Думаю, нам надо ещё заварить.
— Позвольте, я поухаживаю за вами, — обратилась Диля и я вручил закопчённый заварник в нежные руки.
Вскоре мы снова оказались с парящими кружками.
— Не сильно болит? — спросила она, видя, как я потёр перевязанную ладонь.
— Уже нет. Сейчас просто печёт.
— Это хорошо, — улыбнулась она.
— История про твоего отца — это первая тайна, да?
— Всё же вторая, — многозначительно посмотрела она. — Первая тайна случилась там.