Анатолий Тарасов
Шрифт:
Тарасов и Гомельский перенимали друг у друга нюансы тренировочного процесса, делились упражнениями. Спорили по поводу скоростной контратаки, обменивались мнениями относительно целесообразности замены пятерками. Тарасов пытался внедрить в хоккей такой характерный для баскетбола прием, как «заслон».
Когда Александр Гомельский получил звание полковника, Анатолий Владимирович, полковником уже несколько лет бывший, подарил другу папаху, причем с голубыми полосами, словно полковнику-летчику, а не полковнику сухопутных войск. Владимир Гомельский вспоминает, что полковники Гомельский и Тарасов как-то обсуждали свои перспективы получения генеральского звания, но каждый «смотрел на этот вопрос по-своему»: «У Анатолия Владимировича мечта дослужиться до генерала все же была, а вот отец, водимо, понимал, что это бредни и уж генералом он точно никогда
Баскетболист Анатолий Мышкин из команды Гомельского рассказывал, как однажды на базе в Архангельском он, простуженный, не тренировался, и Тарасов спросил у Александра Яковлевича: «Что это князь (прозвище Мышкина. — А. Г.) не работает. Дай-ка мне его, Саша…» На следующий день Мышкин прибежал к Гомельскому: лучше я у вас буду тренироваться больным!..
Брат Александра Яковлевича Евгений, один из лучших в мире баскетбольных тренеров, работавших с женскими командами, вспоминает, при каких веселых обстоятельствах познакомился с Тарасовым: «Саша пригласил меня в Архангельское на тренировку хоккейного ЦСКА. Потом, говорит, с Тарасовым пообщаемся, в баньке попаримся. Поехали. Тренировка началась, и я был поражен, до чего же необычные упражнения Тарасов выдумывал. После окончания занятия Анатолий Владимирович предложил брату партию в теннис. Саша ткнул в меня пальцем: “А этот парень пускай судит”. Тарасов пожал плечами. По-моему, принял меня за водителя. Судил я честно. Но у Тарасова в тот день игра не шла. Когда я первый раз крикнул, что мяч улетел за линию, он нахмурился. Во второй раз что-то пробурчал. А в третий — обложил меня матом. Саша, доиграв партию, говорит ему: “Подойдем к судье, поблагодарим”. Это еще сильнее взбаламутило Тарасова: “Да пошел он!” А Саша хохочет: “Женька это, мой брат”. Тарасов осекся, вгляделся и покачал головой: “Провел…” С той поры относился ко мне с большой теплотой».
Глава восемнадцатая ОТСТАВКА-72
Одна из самых больших напраслин, возведенных на Тарасова и звучавших как при жизни великого тренера, так и особенно после его смерти, — история с уходом из сборной сразу после победной Олимпиады 1972 года в Саппоро. Тарасова на все лады принялись обвинять в трусости: испугался, дескать, предстоящих матчей с канадскими профессионалами. Эту версию распространяли недоброжелатели Тарасова и продолжают тиражировать их последователи.
13 февраля 1972 года сборная СССР третий раз кряду — при Тарасове и Чернышеве — выиграла олимпийский чемпионский титул. 11 дней спустя состоялось заседание президиума Федерации хоккея СССР с двумя вопросами в повестке дня: отставка Тарасова и Чернышева и назначение вместо них тренерами советской сборной Всеволода Боброва и Николая Пучкова.
Функции федерации по любому виду спорта носили в Советском Союзе сугубо формальный характер. Обойтись без федераций было, понятно, невозможно, поскольку международные спортивные власти по всем вопросам контактировали только с ними, настаивая на невмешательстве государства в их дела. На самом деле все решения в Советском Союзе принимались даже не в кабинетах государственного Спорткомитета, а в секторе спорта Отдела агитации и пропаганды ЦК КПСС. К наиболее же важным, ключевым вопросам, к коим относилось, в частности, назначение тренеров сборной страны по основным видам спорта, всегда были причастны секретари ЦК. В исключительных случаях варианты решений рассматривались на заседаниях Политбюро, как это было, например, с отказом от ответного отборочного матча чемпионата мира по футболу с командой Чили осенью 1973 года и с бойкотом летней Олимпиады-84 в Лос-Анджелесе.
Спорткомитет штемпелевал принятые в ЦК решения. Федерация делала вид, будто идея замены тренеров — в данном случае Тарасова и Чернышева — исходит от нее и члены президиума собрались для того, чтобы всерьез обсудить этот вопрос.
Заседание 24 февраля 1972 года по каким-то причинам проходило не в помещении Спорткомитета в Скатертном переулке, где обычно собирали членов президиума Федерации, а в зале Всесоюзного шахматного клуба на Гоголевском бульваре. Тарасов немного задержался в ЦСКА. На Гоголевский он подъехал, когда заседание уже началось. Поставив машину прямо перед входом в здание шахматного клуба, Анатолий
Заявление
Я благодарен общественности, Федерации хоккея и Вам лично за оказанное мне доверие — четверть века работать тренером сборных команд страны. В настоящее время прошу Вас, согласно ранней договоренности, освободить меня от тренерской работы в сборных командах.
21 февраля 1972 г.
А. Тарасов».
Три важных обстоятельства — своего рода, думается, ключи к разгадке причин отставки: дата под заявлением, ремарка Тарасова о документе — «срок его действия очень короткий» и, конечно же, уточняющая фраза из текста — «согласно ранней договоренности».
Александр Пашков называет «ложью» то, что Тарасова и Чернышева «ушли» после Олимпиады в Саппоро. Он считает, что тренеры заранее знали о своем предстоящем уходе. «Их никто не увольнял, — говорит Пашков. — За два дня до Олимпиады они на собрании команды сообщили, что после турнира покидают сборную. Помню, Анатолий Владимирович сказал: “Ребята, для некоторых из вас эта Олимпиада станет последней в карьере, уж постарайтесь”».
Виктор Кузькин, капитанствовавший в сборной на турнире в Саппоро, вспоминал: «Уже в Японии Анатолий Владимирович не раз подчеркивал, что надо приложить все силы для победы, ибо эта Олимпиада для нас может оказаться последней. Мне сразу это показалось странным. И я подумал: кого он имеет в виду? Возможно, нас, ветеранов. Меня, Виталия Давыдова, Александра Рагулина, Евгения Мишакова, Анатолия Фирсова, Вячеслава Старшинова. Мы бы до 1976 года в сборной точно не продержались».
Кузькин, в отличие от Пашкова, прав в главном: говоря о «последней Олимпиаде», Тарасов обращался к тем хоккеистам, для которых Саппоро действительно было последней олимпийской станцией в карьере. Но сам он с Чернышевым, во всяком случае судя по тому, какие планы тогда выстраивал, вовсе не собирался останавливаться на Играх-72. Давыдов сразу после последнего матча подошел к Тарасову и Чернышеву, поблагодарил их за всё и сказал, что на этом выступления за сборную закончил. Тренеры в ответ даже не намекнули, что они — тоже, а поблагодарили Давыдова и пожелали ему удачи.
А вот Владимир Петров думает иначе: «О том, что Аркадий Иванович Чернышев и Анатолий Владимирович Тарасов покидают сборную, мы знали еще в Саппоро. Их можно было понять. Десять лет бессменного руководства командой без отрыва от работы в своих клубах — нагрузка колоссальная, а им обоим за пятьдесят. И они обратились к руководству всесоюзного Спорткомитета с просьбой освободить их после Олимпиады от постов в сборной. Им пошли навстречу».
После Олимпиады стали гулять слухи о том, будто бы на заключительном приеме по случаю завершения хоккейного турнира в Саппоро советские игроки вручили капитану сборной Чехословакии Йозефу Черны торт в честь дня рождения, Черны в этот торт якобы плюнул, дарители тут же нахлобучили подарок на голову именинника, завязалась нешуточная драка… Ничего подобного не было: ни заключительного банкета для всех (советские хоккеисты славно отметили победу в своем кругу), ни дня рождения у Черны — он родился в октябре. И тем не менее версия о том, что чехословацкое руководство после Олимпиады в Саппоро обратилось к советскому руководству с просьбой не посылать Тарасова на предстоявший в апреле 1972 года в Праге чемпионат мира, имеет все права на существование.
Во-первых, чехи боялись беспорядков на стадионе и не гарантировали безопасности Тарасову, который мог подвергнуться агрессии со стороны местных болельщиков, видевших по телевизору сцены словесной перепалки тренера с чехословацкими игроками и читавших об инцидентах в газетах.
Во-вторых, коэффициент ненависти к Тарасову увеличился в Чехословакии после Саппоро в разы из-за того, что сборная СССР не пошла на сделку, не сыграла с чехами вничью и не вывела их тем самым на второе место, — серебро, как известно, отправилось в Америку.