Анатомия страха
Шрифт:
Когда Светка наконец сдавала экзамены в училище и приехала на дачу, Дима обрадовался, как щенок — появлению хозяина. Были прогулки, разговоры, а потом на него опять напал непонятный ступор. Ему казалось, что Светка стала еще красивее и взрослее. Он смотрел на ее лицо с четко очерченными скулами и огромными коричневато-зелеными глазами, на рыжеватые, чуть вьющиеся волосы, на вполне сформировавшуюся фигурку с высокой грудью и тонкой талией и, хотя был на год старше, чувствовал себя рядом со Светланой совсем мальчишкой — глупым и неуклюжим. Иногда он ловил на себе ее взгляд — немного грустный, недоумевающий. Вспыхивал,
Повзрослев, они начали наконец встречаться и в городе. Собирались обычно у Олега или у Генки, болтали, слушали музыку. Иногда ходили в кино или на танцы. Но все это было не то. Порою Дима с грустью думал, что из детской дружбы вырастаешь, как из старой одежки. Да и было ли это на самом деле дружбой? Может, просто совместным времяпрепровождением, когда выбор стоит жестко: или с этими ребятами, или ни с кем? Даже Сергей становился ему все менее интересен.
Дима тешил себя иллюзиями: когда они снова окажутся все вместе на Сосновой поляне, все снова станет как прежде. Но летом им так ни разу и не удалось собраться. Олег уехал в стройотряд, у Светланы началась практика, а для остальных пришла наконец пора прощаться с детством. Они с Сергеем поступили на юрфак университета, а Генка — в скучный и непрестижный финансово-экономический институт.
И понеслось: лекции, семинары, библиотека, студенческие вечеринки, легкие, ни к чему не обязывающие романы. Жанна была забыта, как сон, а о Светлане Дима вспоминал только во время их редких общих встреч. И тогда она снова волновала — как и красивая женщина в доме напротив, которая часто раздевалась, забыв задернуть шторы…
Это случилось в октябре. Он был на втором курсе и встречался с длинноногой брюнеткой Марьяной из Новгорода, когда Светлана позвонила и пригласила на день рождения. Ей исполнялось восемнадцать.
Дима стоял на 12-ой линии у дома цвета сливочной тянучки, держа в руках букет хризантем и плюшевого слоника. Он видел, как с букетами наперевес в подъезд вошли Олег с Генкой, а потом и Сергей, но спрятался за телефонную будку, потому что боялся вполне уместного вопроса: чего это он болтается на улице, а не идет в квартиру?
Потому что он не знал, как ответить на этот вопрос. Дима опять чувствовал себя глупым мальчишкой, впервые идущим в гости к девочке. Он не мог войти в подъезд. И уйти тоже не мог. Хотелось сесть прямо на асфальт и заплакать. Но он не понимал: почему?
Наконец Дима пересилил себя и медленно, словно каждая нога весила не меньше тонны, начал карабкаться по лестнице. Он стоял перед дверью, не решаясь позвонить. Неизвестно, сколько бы еще он так простоял, но дверь распахнулась сама.
— Димка! А я боялась, что ты не придешь! — Светлана бросилась ему на шею.
И такой удивительной радостью сияли ее глаза, что Дима почувствовал, как тают его страхи и сомнения, опаленные этим светом. Он положил цветы и слона на тумбочку в прихожей, вывел Свету на площадку и прикрыл дверь. Он целовал ее долго-долго, то бережно и нежно, то страстно и настойчиво, запуская пальцы в ее рыжеватые распущенные волосы и шепча какие-то бессмысленные слова, которых через минуту не смог бы вспомнить.
— Как хорошо, — прошептала Светлана, спрятал лицо у него на груди. — Я боялась уже, что этого никогда не случится. Димка, я так о тебе мечтала, а ты всегда был такой угрюмый, неприступный. Если бы ты знал, сколько я из-за тебя плакала!
— Я люблю тебя, Света! — Дима сам не ожидал от себя этих слов, но был рад им. — Обещаю, что больше ты никогда не будешь из-за меня плакать.
— И я тебя люблю, — Света осторожно провела прохладными пальцами по его пылающей щеке. — Давно.
Он поймал ее ладонь и стал целовать пальцы, едва касаясь их губами. И вдруг выпалил, как в полынью бросился:
— Светка, давай поженимся!
На мгновение она замерла, пораженная, потом тихо рассмеялась мягким грудным смехом, волшебно отозвавшимся внизу живота.
— Ладно. Но только не сейчас, попозже. Я хочу поступить в институт.
Они вошли в гостиную, и все голоса сразу смолкли. Кто-то присвистнул. Всегда светлые глаза Олега стали совсем белыми — то ли от удивления, то ли от злости…
Это был удивительный год. Чувство, которое он так долго прятал и от Светланы, и от себя самого, хлынуло, сметая все на пути, как поток, прорвавший плотину. Просыпаясь, он шептал: «Света… Светлана», и даже самый пасмурный день становился светлее.
Им негде было побыть вдвоем: Димина мать, переводчица, работала дома, а тетя Марина, мать Светы, тяжело болела и почти не вставала с постели. Светлане приходилось нелегко, далеко не каждый день она могла вырваться из дома, но тем ценнее были минуты, проведенные вместе. Им обоим нравилось гулять по набережным Мойки и Фонтанки, смотреть в воду с мостов, бродить по булыжным мостовым Петропавловки. Светлана была единственным человеком, с которым Диме было не только интересно говорить, но и легко молчать. Нередко они часами гуляли, держась за руки, — и молчали, просто наслаждаясь присутствием друг друга. А потом долго-долго прощались в Светином парадном.
За несколько дней до Нового года они приехали в Лемболово. В городе было тепло и слякотно, а здесь едва заметная, полузанесенная тропка петляла между глубоких сугробов. Дима всегда любил эти последние дни уходящего года с их радостной суетой, каким-то особенным, чуть тревожным возбуждением, ожиданием нового, чудесного. Но в тот год чудо должно было случиться раньше. Они были вдвоем. И мысли о том, что неминуемо должно было произойти между ними, заставляли Диму нетерпеливо ускорять шаг.
Калитку завалило так, что она не открывалась. Дима перелез через забор и подал Светлане руку. Проваливаясь в снег то по колено, то по пояс, они добрались до крыльца. Печка никак не желала разгораться, выбрасывая из щелей клубы удушливого дыма. Наконец загудело жаркое пламя, и они уселись перед печкой на расстеленные одеяла.
Дом промерз насквозь и напоминал ледник, холод пробирал до костей, и Светлана все теснее прижималась к Диме. Ее лицо, освещенное снизу неверными отблесками огня, казалось незнакомым и загадочным. Они оттягивали неизбежное, словно поддразнивая друг друга. Так парашютист с ужасом и восторгом смотрит на стремительно приближающуюся землю, чтобы дернуть за кольцо в самый последний момент.
Их было только двое на всей земле. Мужчина и женщина. Одни среди белого безмолвия мертвой планеты. И от того, насколько сильна будет их страсть, зависело, сможет ли земля стряхнуть свой снежный саван и возродиться к жизни…