Анатомия теургии
Шрифт:
— Это было ожидаемо, — вздохнула она. — Пройдёмся? Хочу кое-что показать.
— Почему бы нет?
Если уж Проклятая хочет «кое-что показать», это стоит того, чтобы взглянуть. Магнус ждал, что они пойдут в город, но ошибся: вместо этого Ситилла повела его наверх, на северную башню. Причина такого выбора стала ясна сразу же, как только они поднялись: башня была самой высокой в замке, и с неё можно было увидеть землю на многие мили вокруг.
— Замечаешь что-нибудь? — спросила Ситилла.
— Нет.
— У самого горизонта, над лесом, вон там, — она показала
Солнце уже почти касалось верхушек деревьев, и Магнус не мог сказать наверняка, что же он видит — игру света в вечернем воздухе или же нечто иное. Хотя что-то необычное и впрямь можно было углядеть в этом зрелище. Что-то очень знакомое. Он недавно уже видел такое.
— Вижу, — наконец сказал Магнус. — Цвет междумирья.
— Называй как угодно. Там открывается портал, откуда скоро полезут демоны. Десяток миль отсюда, не меньше, и замку они не угроза, но дело не в этом. Я проверяла наши записи везде, где мы останавливались и где был штаб Ордена, пусть даже всего пара человек. По уставу они всегда ведут наблюдение, ну да ты знаешь, наверное. Так вот, то, о чём мы говорили, заставило меня подозревать, — она смахнула снег с зубца башни и села на него, подобрав плащ. — Я проверяла записи, выписывая даты, когда наблюдатели замечали сияния. Их немало, в общем-то, просто большинство разломов слишком малы, чтобы пропустить хотя бы лакерта. Но вот свет их увидеть можно.
— И насколько больше их стало за последний год?
— За последний месяц, Магнус. Много больше. Я выписывала интенсивности наблюдений за несколько лет, выстраивала их в ряд и смотрела, какой получается линия верхнего края. Она постепенно росла все эти годы, но пять недель назад пошёл совсем уж бурный рост. Очень быстрый. То, что ты видишь — крохотный разлом, он пропустит три-четыре лакерта, не больше, или кого-нибудь ещё. Такие наблюдались раз в несколько месяцев. Сейчас — раз в несколько дней.
Некромант по-новому взглянул на едва заметное сияние. Солнце уже скрылось за горизонтом, край неба быстро угасал, и теперь свет можно было различить совершенно отчётливо. Чужой, невозможный свет.
— И каковы мысли? — спросил он.
— Пока не знаю. Скорее всего, это последствия игр демониста-джумарца, а его уже не спросишь. Куда важнее то, что нам с этим делать.
— Нужно поговорить с Джааной. Быть может, Фируз что-то упомянул об этом в своих записях.
— Нужно, — согласилась Проклятая. — Вот только твоя Джаана сейчас у Тостига, а ты помнишь, при каких обстоятельствах мы уехали из его города. И это ещё не всё. Здесь, на башне, нас не послушают. Ты знаешь, для чего нужны джумарские голубые кристаллы?
Вопрос был странным. Магнус мог назвать с десяток возможных применений минералу, который добывался в глубине Феззе-Кавир и таил в себе огромную силу. Жезлы-накопители, магические импланты, позволяющие колдовать обычному человеку, проводники силы, чтобы формировать мощный поток. Но речь шла о демонах, и в конце концов он покачал головой.
— То, что я о них знаю, не даёт ответа, — сказал некромант. — В некоторых условиях они могут светиться так же, как пространственные разломы, но это всё, что приходит на ум.
— Ты близок к ответу, — Проклятая вздохнула. — Его используют демонисты из тех, кто способен позволить себе такие траты. Сила, заключённая в кристаллах, поддерживает разлом и не даёт ему закрыться.
— Любопытно.
— Куда любопытней то, что Гирт заказал целую партию этой дряни.
— Считаешь, он связан с демонистами?
— Я — палач, Магнус. Я подозреваю всех.
— Кристаллы нужны теургам для накопителей, и много для чего ещё. Вовсе не обязательно…
— Может быть, — оборвала его Проклятая. — Я пока не обвиняю этелинга ни в чём, но, согласись, это повод присмотреться к нему.
— Да, пожалуй. Но и делать поспешные выводы не стоит.
— Уж насчёт этого не беспокойся.
* * *
Удар. Тяжёлый дубовый клинок со стоном рассёк воздух. Деоринг выпрямился, вернулся в стойку и снова взмахнул оружием, кажется, представляя, как ломает кости Альме. А может, и нет. Эльфгар давно уже перестал понимать, что творится в голове у его сына.
Деоринг слушался его, хоть иногда и через силу, и это было единственной победой шерифа. Во всём остальном он проигрывал.
Старший сын всегда был странным, с самых малых лет, и не сразу Эльфгар узнал, почему. Лишь когда нездоровая страсть к сырому мясу начала перерастать в явную агрессию, он зашевелился, нашёл ведунью, а та уже дала ответ: Деоринг попал под проклятие волка. Как, никто так и не понял, но Эльфгара это уже не интересовало. Его наследник медленно, но верно превращался в зверя — вот что было главным.
В какой-то мере ему повезло. Деоринг от природы обладал способностью отторгать магию — он не мог даже зажечь свечи, но и на него куда хуже действовали заклятья. Если бы не это, пожалуй, было бы слишком поздно. И этим воспользовалась ведунья: взявшись за иглы и краски, она покрыла тело Деоринга рунами, доведя отторжение магии до высшей точки — и остановив течение болезни.
Деоринг остался человеком, но руны лишь остановили трансформацию, а не повернули её вспять. Какая-то частица зверя всё же осталась в его теле, иногда прорываясь наружу. Пугала слуг, порождала нелепые слухи. Покойного Дунстана, младшего сына, во Фьёрмгарде любили куда больше, и теперь Эльфгар даже знал, почему — благодаря Эдмунду. Жаль, что священник смог признаться лишь после смерти. Эльфгар с удовольствием убил бы его ещё раз.
Куда бы ни повела кривая дорожка Дунстана, святоша не имел права вершить самосуд.
И теперь у него остался только один сын. Не тот, которому шериф готов был передать власть, когда захочет уйти на покой.
Удар. Деоринг шумно выдохнул, снова поднимая меч.
Он тренировался все эти дни, раз за разом взмахивая оружием — старый способ держать себя в руках, который Эльфгар и сам применял когда-то давно. Просто не думай ни о чём и бей, монотонно, равнодушно. Отличный способ для такого, как Деоринг.
— Нам пора, — сказал шериф.
— Ну наконец-то, — Деоринг опустил меч и повернулся к нему. В глазах его стыл лёд.