Андреев Д.Л. Собрание сочинений: В 4 т. Т. 1: Русские боги: Поэтический ансамбль.
Шрифт:
Добровы были православной семьей. В доме праздновали все церковные праздники, соблюдали посты; но не было в них никакой нетерпимости: все, соприкасающиеся с этой семьей, были свободны в своих убеждениях, высказываниях и даже сомнениях. Одним из близких друзей дома была актриса Художественного театра, Надежда Сергеевна Бутова. Из ее ролей я знаю только роль матери Ставрогина в “Бесах”. Вот она и открыла пятнадцатилетнему Даниилу глубину и духовную красоту православной обрядности, что он помнил с благодарностью всю жизнь.
Но религиозным он был не по воспитанию, не по традиции, а по всему складу своей
*
Учился он в частной гимназии, которую окончил уже как советскую школу. Гимназия была основана Евгенией Альбертовной Репман и Верой Федоровной Федоровой. Помещалась она в Мерзляковском переулке и так и называлась – “Репмановская”.
Даниил очень любил гимназию и, по-видимому, было за что любить. Об атмосфере, необычной для учебного заведения, говорит такой факт. После революции Евгения Альбертовна жила в Судаке, в Крыму. Больная, с парализованными ногами, она не имела средств к существованию. Поэтому бывшие ученики гимназии, окончившие ее в двадцатых годах, ежемесячно собирали для нее деньги. Так продолжалось до начала войны; большую роль в сборе этих денег играл Даниил.
Я думаю, что его мечта о создании особой школы – мечта всей жизни, нашедшая отражение в “Розе Мира” (воспитание человека облагороженного образа), – какими-то своими душевными истоками коренится в своеобразной атмосфере этой школы.
Эта мечта – создание школы для этически одаренных детей; не юных художников, биологов или вундеркиндов-музыкантов, а детей, обладающих особыми, именно этическими душевными качествами*.
* Насколько я знаю из рассказа Даниила, среди всевозможных затей двадцатых годов была похожая на эту. Известна судьба троих, связанных с чем-то вроде такой группы: один из них утонул, спасая тонущего; второй ушел в пещерный монастырь на Кавказе; третий заменил матери сына, ушедшего в монахи.
*
В одном классе с Даниилом училась девочка – я назову только ее имя, Галя, – которую он полюбил в детстве и любил очень много лет. Она не любила его, и всю их юность и молодость отметила печать этих сложных отношений – глубокой дружбы и неразделенной любви. Позже был период и разделенного чувства, а то, что так расплывчато называется дружбой, – глубокая душевная заинтересованность друг в друге, взаимное, лишенное всякого эгоизма желание добра, понимание, – сохранились до самой его смерти.
Галя была человеком редкого благородства, обаяния и женствености. Ей посвящен цикл стихотворений “Лунные камни”.
Здесь надо бы начать рассказывать о юности Даниила Андреева.
Но я не буду этого делать. Это несвоевременно. Очень темные и опасные круги прошел он в годы своей юности. Нет, не был он ни пьяницей, ни развратником, ничто “темное” в обычном смысле этого слова не присутствовало в его жизни. В этой жизни все наиболее существенное всегда лежало в плоскости иррационального. Главная тяжесть страшных дорог, пройденных им в юности, была в плоскости нереальной. Если б не было этих темных дорог, не написал бы он многого, написанного им, – писатель пишет то, что знает своей душой; выдумывать ничего нельзя – не будет искусства в выдумке. Ко времени юности относится его первая женитьба на сокурснице по Высшим литературным курсам, на которые он поступил после окончания школы. Женитьба была странная, и он, конечно, был очень виноват перед этой женщиной, что знал и всю жизнь помнил. А она ему заплатила за зло дружбой на всю жизнь. Она же и начала, много позже, хлопоты о его освобождении, а когда я вернулась из заключения – помогала мне хлопотать о нем.
Мне хочется отметить, что всю жизнь Даниила сопровождала искренняя, преданная дружба женщин.
*
Кончив литературные курсы, он понял, что печататься не будет. Никакие колебания, никакие затемнения души никогда не касались творчества, вернее – его правдивости. Места в советской действительности того времени Даниилу Андрееву – поэту – не было.
Выход нашел для него двоюродный брат, сын Филиппа Александровича Доброва, Александр Филиппович. Сам он, кончив Архитектурный институт, не смог стать архитектором после перенесенного энцефалита и работал художником-оформителем. Он обучил Даниила Леонидовича писанию шрифтов, это давало возможность зарабатывать на скромную жизнь.
Писать же Даниил не переставал никогда.
Необычные черты личности определили и особенности его творчества.
Ощутимое, реальное – употребляя его термин – переживание иной реальности. Таким в 15 лет было для него видение Небесного Кремля над Кремлем земным.
Ошеломляющее по своей силе и многократно испытанное переживание близости Святого Серафима в храме во время чтения Акафиста Преподобному.
Предощущение образа чудовища, связанного с сутью государства, позже понятого им и описанного.
Ощущение, почти видение демониц, властвующих над Великими городами.
Мощное, полное счастья прикосновение к тем, кого он позже назвал Стихиалями: прекрасным сущностям, духам земных стихий.
Отношение Андреева к природе нельзя назвать любовью к ней, понимая под словом “любовь” то, что обычно понимается: эстетическое любование и осознание живительности незагрязненной экологической среды.
Для него в прямом, а не в переносном смысле все кругом было живое: Земля и Небо, Ветер и Снег, Реки и Цветы.
Я помню, в какой восторг привела его признанием, что не сомневаюсь в реальном существовании домовых и дружу с ними – потому у меня дома и уютно…
Он ходил босиком всегда, когда только удавалось. Говорил, что совершенно по-разному чувствует Землю в разных местах. На мое возмущение: “Ну, Земля, это я понимаю, но что можно почувствовать на грязном городском асфальте!” – ответ последовал: “Безличное ощущение человеческой массы, очень сильное”.
Все, что написано в большом его труде “Роза Мира” о природе, пережито им непосредственно, как и в тех главах книги “Русские боги”, которые посвящены этой теме.
Летом он бывал и под Москвой, и в Крыму, но больше всего любил уезжать в Трубчевск. К сожалению, я не помню, как он впервые туда попал. Но, раз попав, он навек очарован этими местами. Он уходил в многодневные пешие путешествия, почти всегда один, босой, со скудным запасом немудреной еды (ел вообще мало) и курева – курильщик был заядлый. Ночевал в случайном стоге сена, в лесу на мху.
Эти путешествия откликнулись многими стихотворениями. А поэма “Немереча” – просто описание одного из таких странствий.