Андреевский крест
Шрифт:
— Слышь, Егор, — до последней минуты поучал Поц Егора. — Ты если сам почуешь, что брюхом можешь царапнуться, или еще какой кипешь, ты понты тут не колоти. Понял?! Ты тихонько к обочине и жди. Я вернусь и все рамсы полюбому разрулим.
— Я понял, Миша, понял, — смущался брат. Не так этого дворового, приблатненого, сленга, как зыркающей Ирки. Не мог же он на глазах своей супруги показать себя беспомощным как водитель.
— Все! По коням, бандиты, — крикнул я, поспешив на помощь среднему. — Миха — вперед. Потом Егор. Я замыкаю.
Да, больше шума. Что нам какие-то жалкие пять или шесть километров
Все было другое. День другой, свет и изумрудные горы. Двадцать лет назад я не заметил какая в Катуни удивительного цвета вода. Теперь вот любовался. И золотыми соснами, охраняющими бурный поток, и золотистыми пляжами и цветущими террасами. Алтай другой. То ли предстал вдруг передо мной в полный рост — вот, мол, какой я. Либо и правда изменился за прошедшие годы. Научился, бляха от ремня, себя этак вот рекламировать.
И еще, что сразу в глаза бросилось — теперь по берегам Катуни стало гораздо больше людей. Лагерь, лагерь и за мысом еще один. Разноцветные импортные палатки. Костры, мангалы и запах готовящегося шашлыка. Подумалось еще, что ох как не зря тащили с собой огромный брезентовый шатер и алюминиевые трубы к нему. Егор сразу предложил поставить прямо над местом раскопок, и ковыряться уже внутри. Как знал, что тут теперь так людно. А нам лишние свидетели не нужны.
Сусанин не подвел, вывел караван четко к тому же месту, где прошлый раз мы сосиски жарили. Теперь-то для лагеря места маловато будет, вон нас сколько теперь. Но ложбинка между кустарником и крутым подъемом на террасу с "крестом" удобная. Самое то, чтоб машины поставить и тенты натянуть.
Время к обеду. По дороге останавливались, перекусили. Вроде как второй, поздний завтрак, но в животе ощутимо камни ворочались. Булькали там, падлы, издевались. И если в тот момент, когда машины встали и моторы заглохли допустить бардак и разгильдяйство, то обедали бы мы в полной темноте.
— Стоять, боятся, — гаркнул я, поймав момент, когда пацанва покинула опостылевшие сиденья и порскнула по сторонам. На разведку — то так мы не знаем. — Лех, организуй молодежь. Дрова, лагерь, разгрузка.
— Принято, — кивнул старший мичман и отправился "строить" молодую шпану. а я снова, который уже раз засмотрелся на походку своего младшего брата. Как там его Поц назвал, когда первый раз увидел? "Сундук"? Что-то в этом есть. Мы с Егором костью в отца — худые и жилистые. А Леха, видно, в материнскую линию пошел, могучие широченные плечи и бычья шея. Шагает, словно по качающейся палубе и в руках этот самый сундук несет.
Посмотрел, хмыкнул мысли, что могли лебедку с домкратами двухтонками и не тащить. Этот бугай, поди, камни и руками вывернуть может, и пошел организовывать установку шатров и палаток.
— Мы не в армии, пацаны, — долетел снизу басок мичмана. — У нас дедовщины нет. У нас отцовщина. Значит, отцы говорят — вы делаете. Это понятно?
— Чего так далеко от реки? Ни посуду помыть, ни искупаться, — это Лехина Люба с претензиями. Так-то она женщина неприхотливая, привычная к походной жизни. Сколько они гарнизонов с мичманом своим сменили — пальцев на руках не хватит. Только путает маленько свой родной Сахалин с Сибирью. В Катуни вода градусов
А вот на счет посуды — это она зря. Это мы предусмотрели. Натаха моя наказала, когда обсуждали поездку воду с собой взять. Ну и взяли. В фургон погрузчиком сунули кубовый пластиковый танк, а в Чемале и водой его залили. Маленько перегруз получился, но Поц пилот опытный, довез и машину не убил. А кончится живительная влага в "канистре", Миха еще раз в поселок сгоняет. Газель кабиной к выезду и поставили, чтоб удобно выезжать было.
— Где кухня будет? Куда продукты стаскивать? Костер где будем жечь? — Ирка более прагматична. Егор у нее гм… житейский лох. Приходится бабе как-то все самой решать. А тут нашелся на кого свалить. Весь, по ее понятиям, такой из себя крутой и правильный. А я че? Я ниче. Старший, и от ответственности не бегу. Командир, бляха от ремня.
И про костер она правильно спросила. Это важно. Чтоб на палатки искры не летели, и сажей рисунки на скалах не испачкать. Неправильно это. Люди трудились, высекали своих оленей. Может чувак, что тут творил, по тем временам за какого-нибудь Рембрандта почитался. А тут мы, со своими кострами, плошками — поварешками.
Шесть палаток, огромный шатер над каменной шишкой и полог-беседка со стенами из сетки. Разборный столик, стулья и тенты над машинами. Пока мы с Егором и Мишкой этот "микрорайон" строили, шпана сушняк подтаскивать начала. Пришлось доверить натягивание растяжек теткам и идти рыть костровище. Камни собирать, ямку обкладывать и только накануне сваренную из арматуры-десятки конструкцию устанавливать.
Хорошо получилось. Споро, дружно. Будто тренировались заранее. Все при деле, никто не спорит и не скандалит. Есть вопрос или сомнения — подошли, спросили, побежали исполнять.
Вода в чайнике тоже быстро закипела. Согнали детей за стол, накормили бутербродами. Что-то более серьезное затевать не стали, в планах на вечер шашлык был. Готового угля взять с собой не догадались, пришлось в разборном мангале дрова жечь на угли. Дело это не быстрое, но ответственное. Какие угли — такое и мясо получится. Разве можно доверить жарку мяса женщинам? Никак невозможно. Бабы и рады, что их от кулинарии отлучили. Переоделись, расставили под каменной стеной креста, чтоб лагерь их белые телеса от лишних взоров прикрывал, и загорали, вяло переговариваясь.
А мы у огня. Но ведь и просто сидеть — пялиться на дрова скучно. Достали пиво из холодильника, стало веселей. Глоток за глотком, анекдот за анекдотом. Сидели, прихлебывали, смеялись. Это ли не счастье?
Дети прибегали, хвастались находками. Жучки, паучки. Картины на скале или камень странной формы — им все вновь, все интересно. Даже мой Никитка, наконец-таки, от своего электронного друга оторвался. Мир вокруг увидел.
Уходила усталость. Алтай вокруг терял краски, перестал удивлять и восхищать. И приходило спокойствие. Без вечно трындящего телефона, глупых вопросов от замов и наездов очередных проверяющих. Без фени от старых "боевых" соратников и пьяных "соплей" по пятьдесят раз повторяющего одно и тоже дяди Вовы. Тишина, ветер, ревущая внизу река, огонь. Только мы — семья, и Природа.