Андрей Первозванный. Опыт небиографического жизнеописания
Шрифт:
Перекрестившись и попросив прощения у честных угодников Божьих, Никита взобрался на груду старых икон, отодвинул полуистлевшую створку шкафа и, поднявшись на цыпочки, достал сверху заветный ларец. Однако тот оказался намного тяжелее, чем казался с виду, и Никита чуть не рухнул вместе с ним вниз, но всё же как-то извернулся и с грохотом скатился вниз по огромной иконе.
— Ты что, с ума сошёл? Весь монастырь перебудишь, — зашептал Парфений.
Но Никита не обратил на это никакого внимания и, присев на колени, поднёс свой светильник к ларцу. Тот оказался окован по рёбрам и углам железом, а на металле вокруг замка сквозь пыль виднелась еле различимая, небрежно выцарапанная надпись. Никита сдул пыль, пододвинул светильник ещё ближе и, сильно прищурившись, прочёл:
— Нашёл, нашёл! — как сумасшедший закричал он и стал обнимать Парфения.
— Пойдём скорее отсюда, а то ещё греха не оберёмся, — оборвал его уже порядком испуганный и замёрзший монах, потащив незаметным путём в свою келью.
По дороге Никита разрывался на части: с одной стороны, ему нестерпимо хотелось открыть ларец Епифания, а с другой — он должен был побеседовать сперва с Парфением и рассказать ему все тяжкие новости. Но едва переступили они порог кельи, как откуда-то снизу раздался зычный рык:
— Парфений, где ты, дурень, шляешься? Игумен тебя уже полчаса как ищет!
— Бегу, бегу! — закричал в ответ Парфений и быстрее ветра умчался в темноту.
Никита внезапно оказался один. Он поставил свой светильник на стол, зажёг большую свечу и, присев на складной табурет, положил перед собой ларец. И тут Никита понял, что нет у него ключа, а окованный железом ящик просто так, без инструментов, не взломаешь — на то он и окован — да и как отвечать потом за взлом перед игуменом? Так и не придумав ничего, что бы предпринять, Никита решился, наконец, хотя бы обтереть ларец от пыли. Но едва он дотронулся до того самого замка с надписью, как механизм вдруг щёлкнул, и крышка чуть-чуть поднялась: замок был уже то ли открыт, то ли взломан — видно, монахи искали там деньги.
Разбираться с этим у Никиты не было времени — он сразу же заглянул внутрь: вся внутренность плоского ларца оказалась завалена листками папируса и пергамена, маленькими тетрадками, восковыми дощечками и просто какими-то обрывками. Разбираться в этом пришлось бы не меньше дня, и Никита взял наугад попавшуюся ему на глаза папирусную тетрадку, исписанную наклонным заострённым унциалом, каким писали в Городе лет сто назад. Уж в чём в чём, а в почерках Никита разбирался: «Так, придыхания и ударения стоят, но не везде — значит, этому не больше лет ста пятидесяти, но и не меньше полусотни. И наклон не италийский, а восточный — видать, Сирия или Палестина. Хотя кто тут разберёт: столько людей убежало на запад оттуда, от безбожных агарян!» Поправив свечу, Никита взялся за чтение:
«Проповедь блаженного апостола Андрея в городах…
(окончание заголовка было оборвано)
Во имя Отца и Сына и Святого Духа, Единого Бога! Проповедь блаженного апостола Андрея, ученика Иисуса Христа, который находился в… (опять оборвано) и в Лидде. С миром Господним. Аминь!
И когда апостолы отправились в мир проповедовать Евангелие Царства Небесного, Господь явился им и сказал: «Мир вам, братья мои возлюбленные, наследники Моего Царства! Знайте, что Я никогда не отделюсь от вас, но укреплю вас». И обратился Он к Матфию и приказал ему идти в Город людоедов; а брат его Андрей был направлен в Лидду, чтобы проповедовать там, — он и ученик его Филимон, сын Филиппа, — «Ибо есть у Меня там много людей, которых Я избрал». Ответили апостолы: «Будь с нами, о Господи, во всяком месте, в которое приказал Ты нам идти!» И подал им Господь приветствие мира, и вознёсся на небеса, пока они смотрели на Него».
— Похоже на начало тех деяний, что были в Патриаршей библиотеке… Неужели опять такая же чушь? Хотя тут упоминается Город людоедов, а ведь он был и в тех деяниях, которые читал Арефа и которые тот считал достоверными. Ну, посмотрим!
«После сего пошёл Пётр в то место, куда направил его Господь. А Матфий спросил Андрея, позволит ли тот идти с ним в Титаран его ученику Руфу и Александру. И был у Филимона мелодичный голос, какого не бывало ни у кого, и был он научен мудрости силой Святого Духа, Который опочил на нём; и не было среди апостолов
— Ну, тут насчёт Филимона сказано, конечно, слишком сильно. «Не было среди апостолов таких, кто бы превосходил его мудростью» — надо же было такое написать! И что это за Титаран: не знаю я такого города. Вот если бы была Тиана, то это уже поближе к моему Хараксу…
«И когда апостолы собрались вместе, выбрали они этих двух мужей встать и воздать хвалу Богу за то, что могут они слышать сладость их голосов. Пошёл же Андрей в Лидду, а с ним и Филимон, ибо одна половина города уверовала благодаря Петру, а вторая половина оставалась неверующей. И пришёл Андрей в церковь назореев, которая была в Лидде; и они, ликуя, вышли ему навстречу с ветвями деревьев в руках; и он вошёл в церковь и сел в епископское кресло; и приказал он Филимону взойти на кафедру и пропеть гимн Аллилуйя, и всё собрание повторяло его за ним».
— А ведь и правда, в Деяниях апостольских говорится о проповеди Петра в Лидде! Опять, получается, Андрей проповедует там же, где и Пётр. Знает ли об этих деяниях Арефа?..
«А когда языческие жрецы услышали голос толпы, стали они спрашивать друг у друга: «Что сегодня происходит в городе?» Народ отвечал им: «Это ученик Иисуса Христа учит назореев в их церкви и приказывает им отвергнуть богов и не появляться в святилище». Тогда взяли они мечи и ворвались в церковь, чтобы испытать, смогут ли христиане их убить, раз осквернили они их богов. Но услышали они сладкозвучный голос Филимона: «Боги язычников — золото и серебро, творение рук человеческих. Они с глазами, но не видят; с ушами, но не слышат; с носами, но не обоняют; и с ногами, но не ходят. У них есть уста, но они не говорят, а те, кто им поклоняется, им же и подобны».
И когда услышали жрецы те вещи, что говорил Филимон, и сладость его голоса, они зарыдали и вошли в церковь — и стали обнимать Филимону ноги. А собрание увидело их — сказали тогда все Андрею: «О наш отец! Это жрецы из святилища». И Андрей сделал знак собранию, чтобы все молчали, пока те не окончат хвалу, ибо они очень испугались их, когда увидели, что у них мечи; и все молчали, пока не была окончена хвалебная песнь.
И Андрей поднялся первым и помолился о них. А когда завершил он свою молитву, то сказал жрецам святилища: «Садитесь». И когда они сели, обратился он к ним: «О дети мои, коих я бы обнял, кого бы я снова пробудил к жизни, — как же вошли вы сегодня в эту церковь? Каждый день, когда назореи проходят мимо вас, вы кутаетесь в свои одежды, боясь, как бы не прикоснуться к ним». Ответило ему сборище жрецов: «О наш отец Андрей! мы поведаем тебе правду. Когда мы узнали, что ты пришёл в этот город учить, и услышали голос толпы, то спросили мы, что происходит теперь в церкви назореев. А они сказали нам, что это ты пришёл к ним, и сговорились мы между собой (а всего нас пятьдесят тысяч), и пришли сюда. И узнали мы, что они могут осквернить наших богов, а ведь могли мы убить каждого, кто сейчас в церкви. И вот мы теперь перед тобой, какими ты видишь нас. А когда услышали мы сладостный голос этого юноши, наши сердца обратились к нему и мы подошли к тебе. Просим тебя, о апостол, чтобы даровал ты нам нынче то же, что уже дал сему собранию, — чтобы могли мы достойно приблизиться к твоему Богу, и мы будем рады, если не покинет нас этот юноша».
И когда узнал об этом Андрей, то поцеловал Филимона в голову, приговаривая: «Воистину ты тот, о ком прежде поведал Святой Дух, что многих к себе привлечёт сладкий голос. Воистину это встреча, на которой ты вправе называться спасителем душ. Как Господь сменил нам имена и сотворил нас иными, так же и с тобой поступил Он»».
— Всё же язычники и варвары и вправду лучше иудеев! Сердцем, а не умом принимают они Христа. Однако про Филимона всё-таки удивительно: мудрейший Павел хвалит его, конечно, в своём послании, но не так сильно, как возвеличивают здесь. Ничего себе — «спаситель душ»! Но самое странное — это про смену имён: да, Симон стал Петром, но кем тогда был Андрей? Неужели это Сам Иисус дал ему такое имя — Мужественный?..