Андрей Тарковский. Жизнь на кресте
Шрифт:
В своих фильмах Тарковский провозглашал любовь и жертвенность главными проявлениями духа, цементирующими мироздание. В реальной жизни ему неведомо таинство любви. По большому счету жертвенно и самоотверженно он не любил никого — ни друзей, ни коллег, ни детей, ни женщин. «Женщина не имеет своего внутреннего мира и не должна его иметь. Ее внутренний мир должен полностью раствориться во внутреннем мире мужчины» — такова жесткая установка.
Не умеющий любить, он не был способен отличить в этой сфере подлинное от грубой фальшивки. Творец, декларирующий преданность, предельную честность в отношениях мужчины и женщины, сам он ненадежный, изменчивый партнер. Его удел — обманывать и быть обманутым.
В том, как сложилась его судьба в последние годы, превратившая режиссера в комок ноющих нервов, во многом — «заслуга» постоянной спутницы Тарковского, решившей во что бы то ни стало за его счет «войти в историю»: занять почитаемое место среди великих, получить пропуск в «сладкую жизнь». А главное — остаться для потомков полноправной хозяйкой его славы, «ангелом-хранителем», вдохновительницей, везде и всегда помогавшей гению занять трон демиурга всемирного кинематографа. В союзе супругов Тарковских гений и злодейство срослись, как половинки андрогина. Обзаведясь личным змием-искусителем, Тарковский начал стремительный путь к неотвратимо трагичному финалу.
Тарковский горд, бескорыстен, непоколебим в своих замыслах, до безрассудства смел в пылу утверждения собственных принципов. Достоинство и принципиальность — его девиз. Но вот он оговаривает друга, оскорбляет соратника, жестко поднимает планку оплаты зарубежных прокатчиков, отпугивает протянувших руку помощи холодной пренебрежительностью.
Большинство людей, сталкивавшихся с ним в процессе творчества, неохотно признают: «Гений-то он гений, а человек не высшего качества».
Упрямый, вызывающе прямолинейный, далеко не сентиментальный даже с рабски исполняющими его замыслы людьми, он, подчинив собственную волю корыстной женщине, жестко расправляется с коллегами, друзьями, родственниками, не имеющими утилитарной, то есть деловой ценности.
Возможно, так — чужими руками — ему было удобнее устраивать личное пространство. Возможно, погруженный в творчество, он просто не имел сил сопротивляться.
Тарковский, упорно декларирующий пренебрежение материальными ценностями во имя духовного совершенствования, воссоздавший в фильме «Зеркало» идеал бытия — убогую деревушку детства, затевает в Подмосковье строительство «имения», обзаводится квартирами, антикварной мебелью, мечтает приобрести старинный замок в Италии, серьезно задумываясь о величине бассейна. Руководит процессом реализации «правильного курса» все та же занявшая командные высоты в бытие Тарковского женщина.
Застенчивой улыбки творца, имеющего основания сомневаться в собственных заслугах перед киноискусством и человечеством, у Тарковского не было никогда. Он отлично знал себе цену, безапелляционно круша авторитеты еще в институтские годы. Попав в «капиталистические джунгли», Тарковский претендует на исключительные права: всеобщее преклонение и финансовое преуспевание. Он требовал, чтобы его «бескорыстно даримые людям» фильмы-откровения были щедро оплачены. Тарковский не ставит себя в ряд ни с кем, даже с уважаемым старцем Брессоном, оспаривая у него приз Каннского фестиваля…
Чужак в стане циничных, корыстных или попросту не понимающих его в инородности своей, он мечется, загнанный страхом и злостью, и застревает в капкане конфликта с властью, неразрешимых финансовых проблем, личных и творческих разногласий.
Итог печален. Несовместимость со всем, ради чего он живет, постоянный напор женщины, подгонявшей взмыленного коня все новыми требованиями, неотвратимо приближали катастрофу. Последние годы и без того чрезвычайно импульсивный Тарковский постоянно существует на грани нервного срыва. Смертельная болезнь — «Болезнь всей моей жизни» — приговор, точка. Энергия иссякла, ушли силы. Поверить в это он долго не мог, как не хотел, упорно не хотел верить в смерть. «Нет смерти для меня», — самогипноз, которым он пытался защититься от неизбежности.
Он умирает, не успев состариться, доосуществить, довоплотить множество задумок, нищим в грохоте литавр всемирной славы. Умирает, отвергнутый Родиной, лишенный законных, страстно желаемых почестей и финансовой независимости. Уходит обидно рано, до конца так и не поняв — побежденным или победителем?
Часть первая
«Чувство бессмертия»
Детством и воспоминаниями о себе, чувствами бессмертия и остротой реакции, и растительной радости художник питается всю свою жизнь.
Глава 1
Детство
Чем ярче детские воспоминания, тем мощнее творческая потенция.
Андрею Тарковскому повезло с наследственностью. Повезло, если принять как итог те семь с половиной фильмов, которые он успел внести в сокровищницу мирового кино, и не вспоминать о крестном пути, который ему предстояло пройти. В его гены был заложен код мощного Дара и черты противоречивой, сложной личности, предопределившие тяготы жизненного пути режиссера.
Отец Андрея — известный поэт Арсений Александрович Тарковский родился в 1907 году в уездном городе Херсонской губернии в семье служащего Елисаветградского Общественного банка. Однако бурная кровь дагестанских правителей, стоявших у истоков рода Тарковских, давала о себе знать — судьбы его представителей складывались непросто.
Корни рода Тарковских, по одной из версий, уходят в «Тарковские владения» — так называлась область, распространявшаяся почти на всю территорию Дагестана и только с 1867 года переименованная в Темир-Хан-Шуринский округ. Последний князь Тарковского владения Шамсудин считался основателем рода Тарковских. Черты властного князя угадываются в чеканной красоте и жесткости характера Арсения Александровича и его сына Андрея.
Александр Карлович, дед Андрея, был наделен духом беспокойным, ищущим. Помимо службы в банке он сочинял стихи, рассказы, переводил для себя Данте, Джакомо Леопарди, Виктора Гюго. К тому же в 80-х годах XIX века активно участвовал в организации народовольческого кружка, в связи с чем находился под гласным надзором полиции, был арестован, три года провел в тюрьмах Воронежа, Елисаветграда, Одессы и Москвы и отправлен на пять лет в ссылку в Восточную Сибирь. В ссылке он начал заниматься журналистикой, сотрудничая с иркутскими газетами. Первая жена Александра Карловича умерла молодой, оставив малолетнюю дочь. Вторая — Мария Даниловна — родила мужу двух сыновей, Валерия и Арсения. Дети политически неблагонадежного Александра Карловича большей частью воспитывались в родственном семействе драматурга и актера Ивана Карповича Тобилевича, одного из основателей украинского национального театра, известного в истории театра под именем Карпенко-Карый.