Шрифт:
Шесть человкъ, молодыхъ, пылкихъ, добрыхъ пріятелей, сидли за ужиномъ въ трактир Крестовскаго острова въ П – . Въ числ ихъ былъ Ліодоръ, Секретарь Графа N. N., прекрасный лицомъ, любезный характеромъ. они веселились безъ памяти, стучали рюмками, шумли и смялись такъ громко, что ихъ можно было слыoать на улиц. Мало по малу шумъ затихъ: любовь сдлалась предметомъ разговора. Молодость откровенна, особливо въ часъ за полночь и въ кругу сверстниковъ. У каждаго было сердце на язык; всякой разсказывалъ о своихъ желаніяхъ; надеждахъ, успхахъ, и неудачахъ. Ліодоръ наименовалъ Эмилію – и вс закричали: «какъ ты щастливъ, естьли она тебя любитъ!» Эмилія была одною изъ первыхъ Мо – скихъ красавицъ. Ліодоръ вынулъ изъ записной книжки портретъ ея съ девизомъ: твоя до гроба! Восклицанія: «какъ ты щастливъ!» повторялись. «Ахъ!
Ліодоръ и Милонъ похали вмст на лодк. Утренняя весенняя заря красила небо, отсвчиваясь въ зеркал пышной рки. Ліодоръ былъ въ самомъ щастливйшемъ расположеніи, и говорилъ съ тихимъ восторгомъ: Какъ мила жизнь! Какъ все хорошо въ свт! никогда еще душа моя не чувствовала такой живой благодарности къ Творцу! – На берегу друзья простились; имъ надлежало итти въ разныя стороны. Ліодоръ остановился, взглянулъ назадъ, и видя, что Милонъ также стоитъ на одномъ мст и смотритъ на него, бросился еще разъ обнять друга; глаза его наполнились слезами, радостными и сладкими….. Предчувствіемъ бдствія называемъ мы обыкновенно уныніе и тоску безъ извстной причины; но иногда таится оно въ какомъ-то необыкновенномъ и неизъяснимомъ сердечномъ удовольствіи. Щастье, готовясь оставить насъ, представляется сердцу во всей красот своей и ласкаетъ его съ отмнною живостію. Судьба, поднимая руку съ мечемъ, другою сыплетъ цвты на жертву свою. По крайней мр я замчалъ сей феноменъ.
Ліодоръ нашелъ дома письмо изъ Мо – вы, въ которомъ увдомляли его объ Эмиліиной скоропостижной смерти!.. Есть горести, которыхъ не должно описывать. Всякой по мр своей чувствительности можетъ вообразить ихъ.
Прошло около недли. Нещастный молодой человкъ наконецъ опомнился – и глаза его искали друга. Милонъ во все это время не былъ у него, и даже не присылалъ объ немъ навдаться. Такая безпечная холодность казалась Ліодору преступленіемъ въ дружб; онъ самъ похалъ къ нему, чтобы имть печальное утшеніе сказать: «я въ отчаяніи, а ты не знаешь!» – У воротъ дому встртился ему Священникъ; на крыльц онъ почувствовалъ духъ ладана, а въ зал увидлъ Милона лежащаго на стол: онъ умеръ наканун!..
Ліодоръ казался твердымъ: не плакалъ, не жаловался; обнялъ холодный трупъ съ горячностію – и спшилъ къ своему начальнику, Графу N. N., который, взглянувъ на него, ужаснулся: на Ліодор не было лица человческаго, онъ требовалъ своей отставки, не сказывая причины. Графъ вообразилъ, что умъ его въ безпорядк, и совтовалъ ему хать домой, общая прислать къ нему Доктора. Ліодоръ улыбнулся…. Сія усмшка была послднимъ геройствомъ сердца его. Въ самую ту минуту вошелъ въ кабинетъ къ Графу одинъ изъ молодыхъ людей, съ которыми Ліодоръ за недлю передъ тмъ ужиналъ на остров, – былъ такъ веселъ и щастливъ!.. онъ упалъ въ обморокъ.
Черезъ нсколько дней Ліодоръ ухалъ изъ П – а, съ намреніемъ, которое для него самого было неясно; онъ чувствовалъ только, что ему надобно перемнить мсто, когда судьба его такъ ужасно перемнилась. – Открылась М – ва, въ которую воображеніе и сердце его такъ часто летало, и куда онъ надялся возвратиться за тмъ, чтобы навки соединиться съ Эмиліею!.. Ліодоръ веллъ хать прямо въ До – ской монастырь. Начинало смеркаться: въ стнахъ его царствовала глубокая тишина, разительный образъ спокойствія могилъ, которыми онъ наполненъ. Въ семъ истинномъ жилищ мертвыхъ не видно было ни одного живаго существа; одни монументы представлялись взору, столь ужасные для того, кто еще ничего любезнаго не отдавалъ смерти, и столь привтливые для горестныхъ, положившихъ во гробъ милое! Между ими и смертію есть какая-то симпатія….. Ліодоръ былъ тамъ нкогда съ Эмиліею и вмст съ нею плакалъ надъ гробомъ ея матери: подл сего монумента лежалъ новой камень… Сердце нещастнаго любовника затрепетало; онъ бросился на колни – цловалъ, омывалъ слезами Эмиліину могилу – говорилъ съ мертвою какъ съ живою – описывалъ ей отчаяніе любви своей – душа его длилась между небомъ и землею, стремясь къ остаткамъ тлннаго бытія любовницы и къ тому, что составляло жизнь и красоту его… въ сіи минуты, когда сердце рвется къ милымъ усопшимъ, подымается нкоторымъ образомъ таинственная завса вчности: мы чувствуемъ дыханіе безсмертныхъ – осязаемъ, кажется, эирное существо ихъ. Живость сихъ восторговъ заставляетъ насъ думать, что они не совсмъ мечтательны, и что смерть не есть совершенный разрывъ сердецъ, которыя жили однимъ чувствомъ. Естьли мы, оставленные, умемъ нжно хранить память любезныхъ, то неужели они въ другой сфер бытія совсмъ нечувствительны къ нашей горести? Разв безсмертіе научило ихъ неблагодарности и непостоянству? какіе законы не уступятъ сил любви, когда надобно утшить милаго? и что останется нетлннаго въ душ, естьли въ ней любовь исчезаетъ?… Но сіи восторги не продолжительны; душа низпадаетъ въ горестную существенность и не находитъ вокругъ себя ничего, кром безмолвія и непроницаемости гробовъ, а въ чувствахъ своихъ одинъ слабый лучь надежды.
Въ семъ монастыр и въ сей вечеръ Ліодоръ видлъ одного старца, котораго Христіянская бесда чудеснымъ образомъ успокоила его сердце. Старецъ, говоря о сует міра, указывалъ на гробы!.. онъ утшалъ молодаго человка, но единственно такъ, какъ утшаетъ Религія – не мечтами, не видами новыхъ удовольствій въ жизни, а необходимостію покоряться таинственной Вол Всевышняго.
Ліодоръ похалъ въ свою деревню въ Во – ской Губерніи, окруженную густыми лсами. Не далеко оттуда есть монастырь, основанный (какъ говоритъ преданіе) въ шестомъ-надесять вк однимъ нещастнымъ отцомъ и супругомъ, который служилъ въ войск Царя, возвратился въ свое помстье и не нашелъ ни дому, ни жены, ни дтей: они сгорли во время его отсутствія. Онъ построилъ монастырь и былъ въ немъ первымъ монахомъ. Ліодоръ ршился слдовать его примру и навки отказаться отъ міра. Начальникъ тамошняго Духовенства, мужъ благоразумный, совтовалъ ему прежде испытать сердце свое, и назначилъ для него три года искуса. Молодой человкъпоселился въ сей уединенной обители, и два года служилъ примромъ строгой жизни древнихъ христіянскихъ отшельниковъ. Господинъ П*** (который разсказывалъ своимъ пріятелямъ сей анекдотъ) видлъ его въ исход втораго года. Ліодоръ казался въ душ и въ сердц мертвымъ для свта; на блдномъ лиц его изображалось какое-то величественное спокойствіе; онъ не хотлъ даже говорить о своихъ нещастіяхъ и потеряхъ. – Господинъ П*** увидлся съ нимъ въ другой разъ черезъ нсколько мсяцевъ: Ліодоръ обрадовался ему, повелъ его гулять въ лсъ, и закраснвшись указалъ ему на одномъ дерев имя Эмиліи. Слезы полились изъ глазъ его; онъ началъ говорить объ ней; разсказывалъ вс обстоятельства своей исторіи съ великою живостію, и слушалъ съ великимъ вниманіемъ, когда Господинъ П***, удивленный его перемною, совтовалъ ему возвратиться въ свтъ. «Нтъ!» отвчалъ молодой человкъ: «я не хочу быть предметомъ насмшекъ. – Вотъ гробъ мой!» примолвилъ онъ со вздохомъ, входя въ монастырскія ворота.
Черезъ полгода Господинъ П*** узналъ, что Ліодоръ умеръ, будучи выгнанъ изъ монастыря за непристойные поступки, которыхъ я не хочу описывать!!.. Вотъ феноменъ человческаго сердца!
Нтъ, нтъ! будемъ нещастливы, когда угодно Провиднію отнимать у насъ радости, но останемся на сцен до послдняго акта – останемся въ училищ горестей до той минуты, какъ таинственный звонокъ перезоветъ насъ въ другое мсто! – А вы, молодые люди, въ нещастіяхъ и въ потеряхъ своихъ не обманывайте себя мыслію, что рана ваша неизцлима: нтъ! юное сердце, пылая жизнію, излечается отъ горестей собственною внутреннею силою – и сіе выздоровленіе обновляетъ его чувствительность къ удовольствіямъ жизни. – Иное дло, когда человкъ, подобно вечернему солнцу, приближается къ своему западу: тогда единственно утраты бываютъ невозвратимы; но и тогда, чтобы не дйствовать вопреки плану Натуры, не должно умирать для свта прежде смерти. Естьли между гробомъ и нами нтъ уже никакого земнаго желанія; естьли не можемъ наконецъ быть дятельны для своего щастія, то будемъ дятельны хотя для разсянія, хотя для удовольствія другихъ людей, опираясь на якорь Религіи, которая, подобно надежд, бросаетъ его человку въ бдствіяхъ, но не обманываетъ человка такъ, какъ надежда, ибо ничего не общаетъ ему въ здшнемъ свт!
Р. П.
Примечания
Указатель къ Встнику Европы 1802–1830
Анекдотъ (ч. 6, № 22; стр. 108–116), подписано Р. П. Разсказъ Н. М. Карамзина, перепеч. въ П. С. С., изд Смирдина, т. 3, стр. 538.