Анелька
Шрифт:
Всю ночь он не спал, усиленно обдумывая следующие важные вопросы: как следует отнестись к выходке коллеги Драгоновича — ответить на нее устно или письменно? Или подать жалобу в ближайшее общество врачей?
Не следует ли в ответ на грубости коллеги Драгоновича потребовать удовлетворения? И найдется ли в здешних местах достаточное число секундантов?
На другой день оба противника были бледны и завтракали без всякого аппетита. Каждый из них принял твердое решение не разговаривать с другим, стараться
Оба так и сделали. А так как баронесса больше доверяла варшавскому врачу, то уехал Драгонович, получив щедрый гонорар.
В прихожей старый доктор застал камердинера Кшыстофа и лакея. Пан Кшыстоф приказал этому лакею подать пану доктору пальто, а пан доктор попросил пана Кшыстофа передать лекарю из Варшавы, что он — хлыщ и пустозвон.
Кшыстоф был поражен.
— Позвольте вам сказать, пан доктор, что я имею удовольствие знать этого пана и…
— Что, вы с ним пили в одном кабаке? — спросил окончательно взбешенный Драгонович.
Это пахло оскорблением, но Кшыстоф сохранил самообладание.
— Я по кабакам не хожу, — возразил он с достоинством, — и пана доктора встречал в таких кругах, где вы, пан не бываете!
Сказав это, он ушел, не простясь, и затем объявил баронессе, что старый доктор — человек невоспитанный и он, Кшыстоф, не согласен на будущее время оказывать ему почтение, хотя бы ему пришлось из-за этого уйти от пани баронессы.
Так молодой лекарь стал хозяином положения и мог лечить больную без всяких помех.
Он энергично занялся Анелькой. Целыми часами сидел подле нее, сам давал лекарства и вино, заказывал для нее бульон, выстукивал, выслушивал, измерял температуру. Но когда баронесса спрашивала о состоянии больной, он качал головой и отвечал цветистыми фразами:
— Больная сейчас проходит по узкой кладке, с которой легко свалиться и которая так же легко может сломаться. Но… — тут он наклонял голову и разводил руками, — у природы есть свои средства!
— Значит, состояние тяжелое? — с тревогой спрашивала баронесса.
— Не следует терять надежды до последней минуты.
— Когда же вы ожидаете кризиса?
— При малярии кризиса не бывает. Болезнь постепенно проходит, силы прибавляются, и наступает выздоровление.
— Не надо ли срочно вызвать отца?
— Да, не мешает. Его приезд может даже благотворно подействовать на нервную систему больной.
— Тут приехал арендатор из их имения и очень хотел бы ее проведать. Он хороший человек. Можно его пустить?
— Конечно! — сказал доктор.
На основании этого «конечно» Шмулю разрешено было навестить Анельку, которую он не видел уже несколько недель. Ему сказала об этом пани Вихшицкая, и Шмуль первым делом спросил:
— Извините, пани… А этой болезнью заразиться нельзя?
— Что
— Видите ли, пани… У меня дети… И как раз сейчас очень много дела.
— Да ты же сам просил, а теперь боишься!
В Шмуле вдруг ожил дух Маккавеев. Он поплевал на ладонь, пригладил ею волосы и, хоть и побледнев немного, стал перебирать ногами, как горячий боевой конь перед битвой.
Они уже выходили из комнаты, как вдруг пани Вихшицкая, что-то вспомнив, взяла со стола большой флакон и щедро полила одежду Шмуля одеколоном.
— Это против заразы? — спросил он, раздувая ноздри.
— Да.
В коридоре попался им навстречу камердинер Кшыстоф. Смерив Шмуля взглядом с головы до ног, он спросил:
— Что это пан Шмуль сегодня надушился?
— Это не я, это пани Вихшицкая меня… — пояснил Шмуль.
Проходя через комнаты, они встретили одного из лакеев, и тот со смехом воскликнул:
— Ох, и несет же от вас, Шмуль!
Еврей окончательно смутился.
В следующей комнате молодой лекарь внимательно оглядел Шмуля, который благоухал, как экстракт каких-то духов.
В довершение всего натолкнулись они на Ягну, и она закричала:
— Ой, господи, да от вас так пахнет, Шмуль, как от ясной пани!
Арендатора даже пот прошиб. Он уже не думал об Анельке, об опасности заразиться, а только о том, как бы скрыть свой позор. Приятный аромат, исходивший от него, казался ему грехом более тяжким, чем кража или жульничество, за которые вот так же тычут в человека пальцами.
Очутившись в гостиной, где лежала больная, он, всегда такой бойкий, совсем смутился и готов был сквозь землю провалиться.
— Вот, панна Анеля, я привела вам Шмуля, — сказала Вихшицкая.
Девочка улыбнулась.
— А где же он?
— Я тут, — отозвался Шмуль, прячась за Вихшицкую.
— Ага! Как поживаете, Шмуль? Что же вы не привезли нам ни одного письма от мамы? Я даже не знаю, где мама и что с ней.
В эту минуту тетушка Анна стала подавать Шмулю какие-то таинственные знаки. Анелька заметила это и испугалась.
— Шмуль, — вскрикнула она, — где моя мама? Что это тетя вам так машет руками?
— Вельможная пани здорова, — сказал Шмуль не своим голосом.
Анелька рассердилась.
— А почему вы, Шмуль, такой странный? Подойдите сюда… Ближе!
— Идите же, Шмуль, — сказала пани Вихшицкая.
— Подойдите, Шмуль, — звала и тетушка.
Но Шмуль не трогался с места.
— Вы меня боитесь? — спросила Анелька. — Разве я так больна, что ко мне уже и подойти близко нельзя?
— Извините, паненка, — вымолвил наконец Шмуль, запинаясь. — Я не подхожу не оттого, что вы больны, а оттого, что я… от меня немного воняет, я потом приду. — И он выбежал из комнаты.