Ангел для кактуса
Шрифт:
— Ага, парень, — смотрю на грузчиков, которые стремятся захватить несколько коробок разом, и начинаю кипеть от злости. Знаю, что мама максимально деликатна с этими криворукими, а те, только отвернись, в пять секунд угробят все растения. — Слушай, Ник! Я не смогу к тебе сегодня присоединиться, извини еще раз.
И хотя выпить кофе и слопать пирожное мне жутко хочется, я давлю в себе эти желания. Наше традиционные субботние посиделки придется отменить.
— Значит, угадала. Парень! — еще больше оживляется она.
— Да
Видимо, получается громко и отчетливо, потому что Ника спрашивает:
— У тебя их несколько?
— Двое. И они преклонного возраста.
Одногруппница смеется:
— Тяжелый случай!
— Ник, слушай, мне реально некогда. Мы тут переезжаем. В смысле не мы, а наш магазин.
— И как теперь вас найти?
Оборачиваюсь, чтобы разглядеть табличку на здании:
— Московская, восемнадцать. Мы пока без вывески.
— Я как-нибудь заскочу. Любопытно.
— Хорошо, увидимся!
Завершаю вызов и подхожу к маме. Возле нее уже образовалась большая гора: разобранные на отдельные полки витрины и стеллажи, металлические стойки и подвески, завернутые в полиэтиленовые пакеты, десять ящиков с растениями, каждое из которых было хорошо упаковано еще с утра, когда казалось, что времени впереди целый вагон, и несчитанное количество мелких коробок. В них, буквально в последние полчаса перед приездом службы грузоперевозок, мы судорожно раскладывали оставшееся кактусы, седумы, хавортии, милашки-каланхоэ, фиалки, пустые кашпо и всякую мелочь и не могли не переживать за самочувствие каждого при транспортировке. А сейчас эти два недочеловека практически швыряют малюток на асфальт!
— Ма-ам! — вырывается из меня, когда одно бездушное тело собирается сделать пирамиду из коробок с суккулентами.
Мама тоже тревожится. Но это не мешает ей вежливо апеллировать словами:
— Молодой человек, занесите, пожалуйста, внутрь только мебель и упакованные ящики, а с открытыми коробками и отдельными растениями мы разберемся сами.
Я выхватываю из чужих медвежьих лап кадку с каучуконосным фикусом и, сдерживая себя, чтобы не выругаться в голос, первая направляюсь к дверям магазина.
Спасибо, Альберт Эдуардович! Было любезно с вашей стороны «помочь» женщине в ее и без того катящимся под гору мелком бизнесе!
Грузчики с ухмылкой таращатся на меня, когда я берусь за объемную коробку с кактусятами. Она не тяжелая, но громоздкая, и я выглядываю из-за нее, чтобы не оступиться. Иду неторопливо, вымеряя каждый шаг, а когда оказываюсь внутри помещения, мне нестерпимо хочется показать наблюдателям неприличный жест. Но я ставлю коробку у стены и принимаюсь осматривать своих «малышей», делая вид, что на гоблинов из "Газели" мне наплевать, хотя внутри меня бушует, по меньшей мере, тайфун.
Вообще-то я безумно люблю то, чем мы с мамой занимаемся, и готова часами нянчиться с растениями. Но сейчас помимо негодования и голода, я испытываю физическую усталость, и поэтому могу думать лишь о горячей ванне с пеной, в которой я буду лежать уже сытая и в меру довольная.
— Всё, уехали! — докладывает мама и оглядывается по сторонам. — Надо бы сдвинуть это к стене, чтобы не мешалось на проходе.
Я, кстати, тоже об этом подумала, когда входила. Поэтому без лишних слов отправляю кактусы на окно и присоединяюсь к маме.
Мы корячимся с мебелью минут пять-семь, не больше. Со стороны, наверно, кажется, что здесь, внутри, две сумасшедшие феминистки: они стремятся доказать всему миру, будто способны свернуть горы и без мужского участия. Но на самом деле, ни я, ни мама не являемся приверженцами этой идеологии, просто…
Снаружи раздается странный звук, который заставляет вздрогнуть всем телом.
Я первая выбегаю на улицу. О, нет! Не-е-ет!
Две коробки с сенполиями опрокинуты, что-то похожее на третью — виднеется под колесами. Кругом глиняные черепки, размазанный грунт и… вдавленные в асфальт пахифитумы.
Падаю на колени и, будто не веря своим глазам, заглядываю как можно глубже под машину. Из меня невольно вырывается протяжный стон, и я хватаюсь за уцелевшие фиалки. Подгребаю их к себе, осматриваю со всех сторон, но от осознания увиденного мне хочется разрыдаться. И тогда я резко вскакиваю, собираясь садануть по этой вылизанной черной убийце с надписью на багажнике RANGE ROVER хоть чем-нибудь: ногой, рукой, кирпичом — мне сейчас все равно. Но из машины, к моему счастью, выходит ее хозяин, и я без малейшей заминки обрушиваю весь гнев на него:
— Ты совсем слепой, что ли? — кидаюсь ему навстречу. Любезничать, как мама, не собираюсь. Кстати, мама уже стоит у меня за спиной. Я чувствую ее руку у себя на плече и задыхаюсь от возмущения: ну как она даже сейчас может оставаться такой спокойной?!
Кажется, парню нет никакого дела до нас. Он осматривает свою поганую тачку и, заметив что-то — может, царапину, — вскидывает руки и запускает пальцы в небрежно уложенную прическу.
— Ч-черт! — срывается с его губ.
На миг наши взгляды встречаются. И я еще больше злюсь, потому что он вдруг премило улыбается:
— Простите, ради бога! Я не хотел!
Что-о? Простите? Не хотел?
Мама спешит уладить ситуацию, но я не даю ей вставить и слова:
— Если есть бог на этом свете, есть и дьявол! — задыхаюсь, меня просто разрывает от возмущения. — И этот дьявол, кто бы мог подумать, ездит с выданными в преисподней правами! И номерами тоже!
И этот папенькин сынок, вместо того, чтобы как-то оправдаться или ответить на мой выпад, снова улыбается. Вот так, запросто: смотрит на меня и улыбается.