Ангел-хранитель
Шрифт:
Борясь с оцепенением, Варвара выбралась на улицу. Ноги подкашивались, не слушались. Страх прошел, и в душе осталась лишь пустота. Женщина чувствовала, как ее покидают силы, но продолжала идти на людские крики.
Деревня пылала, освещая малиновым заревом предрассветное небо. Морковный, ярко-коралловый, пурпурный – зрелище было бы безумно красивым, если бы не было таким страшным. Те избы, которые не подожгли немцы, вот-вот должны были загореться от стоявших рядом, подожженных. Дом Варвары стоял на отшибе, а ветер дул в противоположную сторону. О своем доме Варвара не думала. Надо было тушить пожар и спасать людей. Кого-то она смогла оттащить в сторону, подальше от огня, кому-то
Лейтенант Пирожков был молодым, горячим и амбициозным. Он еле удерживал на должном уровне свой авторитет во вверенном ему подразделении, вечно сомневался в себе, в своих словах и поступках. Больше всего Пирожков хотел получить награду. «Звезду героя», медаль, орден, хотя бы устную благодарность – все равно что, лишь бы его выделили, подчеркнули бы его значимость. И очень боялся лейтенант схлопотать нагоняй. Тогда его авторитет в глазах подчиненных упадет ниже траншеи, а это для Пирожкова было хуже всего.
– Нечего выгораживать вражескую пособницу, – как можно строже произнес Пирожков.
– Какая она пособница, товарищ командир? Простая сельская тетка. Ей немцы приказали ихнего солдата лечить, она и лечила, – попытался заступиться за Варвару старшина.
– А если бы ей автомат в руки дали и велели в своих стрелять, она тоже бы стреляла? Полдеревни сожгли, людей в решето постреляли, а ее не тронули. С чего это? А я скажу, с чего. Артемьева – их связная, шпионка немецкая!
– Не одна она уцелела. Вон и другие бабы живыми остались, и старики.
– Бабы сознательность проявили, про Варвару сообщили, – усмехнулся лейтенант, памятуя о том, как Дормидониха донесла ему на Артемьеву.
Дормидониха была бабой не злой, но глуповатой и завистливой. Ее избу немцы спалили, да еще козу закололи, с огорода всю картошку забрали. Ей бы радоваться, что сама жива осталась, но обидно ей стало оттого, что у соседки дом есть, а у нее нет. Сообщила она прибывшим красноармейцам про немецкого солдата, которого Варвара выхаживала, и еще приврала немного с досады. Зависть глаза застилает, все тогда человеку черным кажется, и язык у него злой становится, язвительный.
– Стефан Клустер. Шпиттелау. Как это понимать? – допрашивал едва очухавшуюся Варвару Пирожков. Он потряс перед ее носом клочком бумаги, на котором она записала имя раненого бойца. – Все тут ясно как божий день. Фашистам продалась, чтобы шкуру свою спасти! Люди видели, что ты из деревни в сторону леса бегала. Как ты с немцами связывалась?! Говори, если жить хочешь!
– Мне нечего сказать. Я немцам не продавалась.
– Молчать! – заорал лейтенант. – Считаю до трех. – Он вытащил из кобуры пистолет и направил его на женщину. – Ну, отвечай, вражье отродье!
Варвара лишь вздохнула. Она, пережившая смерть мужа и сына, повидавшая за войну много горя, смотрела в лицо молодого офицера, грозившего ей смертью, абсолютно равнодушно.
Пирожков почувствовал себя дураком. Убивать эту деревенскую тетку он не хотел. Не с бабами же воевать?! Но он пообещал выстрелить, если она не начнет давать показания. Получается, что придется ему нарушить свое слово? Какой же
– В последний раз спрашиваю: будешь отвечать?!
– А ты стреляй, хлопчик. Мне уже ничего не страшно. Я свое прожила.
У Пирожкова затряслись руки, на лбу выступила испарина. Это было уже слишком – так перетрухнуть перед какой-то немецкой шпионкой. Он зажмурился и нажал на курок.
Вечером Калинкин в одиночестве бродил по склону, откуда открывался вид на Дон. Уже стемнело, небо было нежно-серым, с меловыми тонкими облаками, а вода в реке серебрилась при свете убывающей желтой луны. Архип услышал, вернее, почувствовал чье-то приближение. Он обернулся и не сразу увидел Зинаиду – уже немолодую, но крепкую женщину с открытым широким лицом.
– При людях я всего говорить не стала, сам понимаешь, время нынче такое. Тебе скажу, но ты меня не выдавай и сам помалкивай, целее будешь. – Зинаида обернулась по сторонам и продолжила: – Никакая Варвара не шпионка. Я ее сто лет знала, царство ей небесное! Вот, возьми, коли хочешь ради ее памяти сделать доброе дело. – Женщина протянула Калинкину фотокарточку. – Я Варваре обещала ее сохранить, но мне держать ее у себя сложно и боязно. Она принадлежала раненому немцу Стефану Клустеру, тому самому, который у нее в хате лежал.
Архип фотокарточку взял, при этом испытав странное чувство: Стефана, из-за которого погибла Варвара, он ненавидел, но принадлежавшую ему вещь он должен был сберечь.
Архип прочел на обороте: «Vena, 1929». Не зря опасалась держать ее у себя Зинаида! За одну эту надпись ее могли запросто посадить. Латинские буквы – прямая связь с враждебным Западом. Вена – столица буржуазного государства. А раз так, значит, ты – австрийский шпион.
2000 г.
Стефан Клустер, бывший немецкий солдат, держал в руке фотографию своих родителей – помятую, в трещинах, с обгоревшим уголком. Стефан выжил, как ему и обещала Варвара. Потом Клустер вместе с другими пленными немцами восстанавливал разрушенный Минск – и здесь Варвара оказалась права, напророчила, словно в воду глядела. Мать Стефана не дождалась – его родной дом сгорел вместе со всей семьей: погибли и родители, и младшая сестра. Эта фотография, остававшаяся в годы войны в избе русской женщины, оказалась единственной, на которой были запечатлены его родители. Стефан очень боялся забыть их лица. Он думал, что потерял фотографию навсегда, и теперь ему вернул ее русский солдат – такой же старик, как и он сам.
2009 г.
Для Ларисы Ивлешиной путешествие на яхте было первой в ее размеренной жизни авантюрой. Несмотря на свою хрупкость, она легко переносила спартанские условия обитания. В детстве Лара несколько лет занималась балетом, и это послужило ей хорошей закалкой – маленьких балерин держали в ежовых рукавицах, от них много требовали и приучали не отступать перед трудностями. Коллектив был хорошим, особенно ей понравилась Рената, очень интересная и приятная женщина. Она всегда была готова выслушать каждого, но никогда не навязывала никому свое общество. Впрочем, позже о Ренате Лара изменила свое мнение. Дима – милый мальчик, к нему всегда можно было обратиться за помощью, и он никогда не отказывал. Но как мужчина Дима даже не рассматривался – какой-то он был незаметный и тихий, в общем, герой не ее романа. Василий Малыгин – забавный добродушный мужик. Очень колоритный человек! За ним можно было записывать его не всегда приличные, но такие яркие и сказанные всегда к месту выражения. Фианитова же с Суржиковым Лариса знала давно и обоим симпатизировала. Хотя нет, не так. Валерий ей нравился, но лишь временами и не во всем, а в Алексея она была влюблена.