Ангел из Галилеи
Шрифт:
Два пожилых дознавателя скрылись за прилавком, и я услышала, как они перешептываются. Потом сеньор высунулся из двери на улицу и начал кричать и свистеть, призывая некоего Орландо, который явился в «Звезду» через некоторое время. Он оказался пареньком лет десяти, возможно постарше, если судить по взгляду, какой бывает только у человека, много чего повидавшего в жизни, а возможно и младше, если судить по субтильному телосложению и невысокому росту. У мальчишки были глаза, как у бычка, с черной радужкой и длинными прямыми ресницами, а во рту не хватало одного зуба, и кто знает, то ли тот еще не вырос, то ли уже выпал.
Старик вручил
— Не беспокойтесь, это очень ответственный юноша.
Я ровным счетом ничего не понимала в происходящем, но то, что Орландо — ответственный юноша, несколько успокаивало. Пока я ждала его возвращения, в лавку вошла женщина в резиновых сапогах и попросила две упаковки аспирина, четыре гвоздя и дюжину спичек. Старики открыли соответствующие коробки, отсчитали нужное количество товара, запаковали все в три отдельных свертка из коричневой бумаги и вернули ящики на свои места на полках. Сеньора расплатилась несколькими монетками и ушла.
Орландо оправдал свою репутацию ответственного юноши и через четверть часа вернулся с моим удостоверением, вручил его мне и, встав в центре «Звезды», провозгласил, словно какой-нибудь герольд:
— Сеньора Крусифиха говорит, что все в порядке, Мона [5] может подниматься!
Мона — это я. Ничего уж тут не поделаешь — бедняки всегда меня так называют. Более того, они никогда не спрашивают моего имени — оно им неинтересно, а фамилия и того меньше. Для них с первой минуты знакомства я — Мона, и все тут. Это из-за волос, из-за копны светлых волос, которые я с детства ношу длинными; люди среднего класса не обращают на них особенного внимания, а вот среди бедноты они производят фурор. Диковинные для этих мест волосы вкупе с ростом на двадцать сантиметров выше среднего — наследство от дедушки-бельгийца. Во время работы я заплетаю косу — это гораздо удобнее и менее броско, чем шевелюра до плеч. Так было и в тот день, когда я впервые поднялась в Галилею. Но это не важно, это никогда не было важно — паренек назвал меня Моной, Моной я и осталась до конца.
5
Мона(от исп.mona — блондинка) — традиционное прозвище блондинок в Колумбии.
Орландо привел с собой компанию разномастных малолетков, все они были до нитки промокшие.
— Вы можете идти, они отведут вас, — указал старик на толпу детей. — Верно говорю, дорогая?
— Именно так, — подтвердила старуха. — Идите спокойно, они отведут.
— Ну, хорошо, — ответила я, не спросив даже, куда мы отправимся, так как поняла, что в этом деле наравне с таинственностью существует еще и собственный бюрократический порядок. Увидев, что дети тоже в резиновых сапогах фирмы «Кройдон», я поняла, что это мода, характерная для слякотной Галилеи, и спросила стариков, не могут
— Какой размер носит сеньорита?
— Сороковой, — ответила я, уже зная заранее, что моего размера скорее всего не найдется. И в самом деле самая большая пара была тридцать восьмого, так что мне пришлось смириться с тем, что дальше я так и пойду в своих кроссовках. Я надела не успевший просохнуть плащ, поблагодарила старуху за предложенный в качестве укрытия кусок картона и вышла вслед за своими провожатыми.
Ливень заметно усилился, ветер словно бился в истерике, а под ногами была непролазная грязь. Я подумала, что если все будет продолжаться в том же духе, то в итоге вся Галилея сползет к площади Боливара, и, прежде чем отважиться наконец погрузить ноги в потоки воды, я тоскливо подумала: а ведь кто-то мог бы сейчас спокойненько сидеть себе в тепле под крышей и интересоваться у мисс Каука, правда ли, что огуречная маска идеально подходит для ее кожи!
Я уже трусила под проливным дождем вместе с процессией мокрых детей, когда решила уточнить у Орландо, куда именно меня ведут. В ответ он пожал плечами и поднял брови, словно это и так очевидно.
— Так мы идем смотреть на ангела, разве нет? Он является в этот час?
— Он всегда здесь.
— Ах, тогда это, наверное, какая-то скульптура или картина?
Он посмотрел на меня круглыми глазами, явно не в силах поверить в подобную тупость.
— Никакая он не картина, он а-н-г-е-л, — отчеканил Орландо, произнеся это слово по буквам, словно я плохо говорила по-испански. — Ангел из плоти и крови.
Такого я не ожидала. Я представляла себе, что, если мне будет сопутствовать удача, я смогу взять интервью у свидетеля совершенных ангелом чудес, или какого-нибудь адепта его культа, или — в самом лучшем случае — у исцеленного им больного и что смогу сфотографировать камень, на который он наступил, нишу, где ему ставят свечи, гору, где его впервые увидели. В общем, соберу обычный мусор, который удовлетворит требования редактора, потому что на его основе можно будет за пару часов состряпать историю, притянутую за уши, зато оправдывающую заголовок типа «В Колумбии тоже есть ангелы!» и подзаголовок «Достоверные случаи явлений Небесных Сил».
Но нет! То, что обещал Орландо, было настоящей встречей с ангелом во плоти.
— А где живет ангел? — решила уточнить я.
— В доме своей матери.
— У него есть мать?
— Как у всех в этом мире.
— Ах, ну да. А его мама — это та сеньора Крусифиха, что дозволила мне подняться.
— Нет, ее зовут сеньора Ара.
Я предполагала, что следующий вопрос снова возмутит моего провожатого, однако все же решилась его задать:
— Ты можешь сказать, о каком ангеле идет речь?
— С этим проблема, мы до сих пор и сами не знаем.
— Как это?
— Не знаем. Он не захотел раскрыть свое имя, — сказал Орландо, а другой мальчик подтвердил:
— Точно, не захотел.
Мы добрались до начала последней улицы, длинной, круто уходящей вверх, зажатой между двумя рядами приземистых лачуг, подпирающих друг друга на манер карточного домика. Людей не было видно, лишь вода бежала вниз, подпрыгивая на камнях. Этим улица была похожа на остальные, но все же она выглядела живописнее прочих благодаря зеленой шапке из мха и ветвей, покрывающей ее крыши, и аляповатому зигзагообразному украшению из пластика, оставшемуся от празднования дня какого-нибудь святого.