Ангел Кумус(из сборника"Алые паруса для бабушки Ассоль")
Шрифт:
– А кто это сказал? – успела вставить Ева, пока девушка набирала воздух после длинного предложения.
Это никто не сказал. Это просто факт. Если в тот момент, когда тебя жалит южноафриканский паук, ты знаешь, куда нужно попасть, то именно там и возникнешь шестьсот шестьдесят лет назад или вперед. Поскольку никто не знает, кем себя выгодней представить в будущем, то в основном пользуются историческим прошлым.
Минут через пять Ева почти все поняла, кроме некоторых деталей. И девушка объяснила! Если бы они вовремя умерли, воспользовавшись помощью пауков, то попали бы прямиком в 1337 год и запросто отговорили бы Эдуарда начинать войну, то есть лишили бы Жанну возможности стать воином и сгореть потом на костре. Почему их так волнует Жанна? Потому что, если бы не эта война, она бы родила ребенка, и юноша был бы ее пра-пра– и так далее внуком. Зачем ему это? Другая жизнь,
Соседка принесла выпить. «Скорая» все не приезжала, в окна подглядывала одноглазая – желтым фонарем – теплая ночь, и Ева заметила, что предметы все еще отчетливы и необычайно красивы, она загляделась на опрокинутый на столе деревянный стаканчик с карандашами, и поинтересовалась, неужели только пауки подходят для такого важного дела?
– Нет, – ответила девушка, соглашаясь выпить водки. – Можно еще употребить египетскую гадюку. Клеопатру помните? Или устроить самосожжение. Гадюк не было, а гореть неохота, да и негде. Не хотелось никому причинять ущерба.
– Что ж теперь получается, – Ева от усталости еле ворочала языком, – твой возлюбленный один будут решать проблему с изменением жизни?
– Теперь – трудно, – соглашается девушка. – Теперь он может только убить, а это опасно, если его схватят.
– Кого – убить? – Ева с трудом удерживает глаза открытыми. В дверь звонят.
– Эдуарда третьего, внука Филиппа красивого! – кричит девушка. – Я же всё объяснила! Но почему все такие тупые!!
От ее крика Ева дергается, а соседка крестится и идет открывать дверь.
– Не отдавайте меня врачам, – девушка вдруг бросается к Еве и хватает ее за руку. – Скажите, что все в порядке, что это была шутка. Я сделаю все, что хотите! Хотите, я отведу вас к Отпевальщице, она высчитает ваш гороскоп и точно назовет день, когда вам нужно будет сгореть или умереть от укуса?
– Дай мне сто рублей.
– Что? – девушка смотрит, не понимая. Ева повторяет, Девушка находит кошелек в сумке и протягивает его Еве. Взяв две пятидесятки, Ева говорит девушке, что ее заказ по розыску выполнен, оплата произведена, претензии не принимаются ввиду позднего времени.
Зевая, она идет к двери. Девушка кричит и бьется в руках санитаров, обзывая ее по всякому, врач заполняет бланк вызова и допивает с соседкой водку, а Ева ждет в подъезде, поднявшись этажом выше.
Спустя десять минут, она звонит в дверь, и соседка, уже в ночной рубашке, покачиваясь, ведет ее в комнату девушки. Ева берет свою «забытую» сумочку. Говорит, что навестит девушку в больнице. Соседка плачет, размазывая по лицу пьяные слезы, садится на тахту и монотонно начинает перечислять всех своих знакомых и знакомых знакомых, повредившихся мозгами из-за напряженной учебы. Она постепенно затихает, а когда Ева обшаривает письменный стол и сумочку девушки, уже всхрапывает.
Из записной книжки Ева переписывает все телефоны на букву «О», потом листает наскоро страницы и выбирает еще два телефона: «клуб О.Б.» и «Марина из О.Б.».
Укрывает женщину на тахте попавшейся под руку кофтой, захлопывает дверь и стоит, прислушиваясь,
Она не может заснуть. Крутоголовые бараны пробивают собой застоявшийся воздух предгорий где-то в другом мире, где она живет женой пастуха (неудачно и не вовремя укушенная южноафриканским пауком, или – господи, какая гадость! – египетской гадюкой), бараны перепрыгивают один за другим через загородку, перед лицом Евы в воздухе взлетают их уходившиеся за день копытца – сорок восьмой, сорок девятый… а сна ни в одном глазу. В какой-то момент бессонницы ей начинает казаться, что воображение – это не случайно подобранные мозгом картинки, это настоящие слепки других жизней, имеющихся у любого человека. И что получается? Когда она, в припадке злобы и исступления, представляла, как бы придушила поганого наемного киллера, застрелившего ее друга, это была не «естественная потребность в воображаемом насилии подавленного после потери близкого человека организма, находящегося в шоковом состоянии», как уверял ее психиатр! Это была просто память ее другой жизни?! Конечно, память! Ведь ни с того ни с сего трудно представить себе странное помещение заброшенной прачечной, и переплетения синтетической веревки, и какого черта она вообще представляла удушение, если всегда носит оружие?!
Когда отец закрыл своим телом «охраняемый объект», и ей объяснили, что дело останется не расследованным, что охранники имеют свою степень риска, за что и получают деньги, Ева спаслась только воображаемыми картинками. Ей показали фотографию разыскиваемого террориста. Выпив достаточно для отстраненных фантазий, она видела так отчетливо и ясно комнату в освещенном прямоугольнике окна, и размазанную по ковру ее снайперским выстрелом голову мужчины, словно это была не фантазия, а пленка из другой жизни. Врач объяснил ей, что это естественная реакция испуганного мозга, что воображаемое насилие присуще множеству людей, что это спасает и от суицида, и от реального применения силы. Он привел пример, когда пожилая женщина – сторож школы, сильно страдающая от нападок третьеклассников, тихая и незлобивая, не умеющая даже повысить голос, в своем воображении перевешала их всех на деревьях в школьном саду. И самым ярким в ее воображении был момент, когда она разрезала для этого на равные полутораметровые куски толстую бельевую веревку.
В два часа ночи Ева представляет себе другую жизнь этой женщины, чуть приоткрывшуюся в моменты страдания кадрами иной реальности. Пришкольный сад, где вместо яблок и груш на деревьях висят мальчики и девочки. Главное, как уверял врач, – не поддаться этому воображаемому миру «условной справедливости».
В два пятнадцать Ева резко встает и ходит туда-сюда по темной комнате. Она понимает, что если желание придушить убийцу Николаева, и размазать по стенке выстрелом из винтовки убийцу отца победит ее сегодняшнее относительное спокойствие, то уверенность в неисповедимости выбора, превратится в подозрение на случайность этого самого выбора. И всего-то надо будет купить паука. И после его укуса, она ощупает себя, другую, может быть в этой же комнате, может быть, даже на спинке стула будет висеть офицерский китель, потому что, кто еще может снайперить и убивать до суда, если не полицейский или офицер вооруженных сил? Ладно, так можно зайти очень далеко. До самого предела бессмертия, если заданно умирать каждые два-три месяца. Сколько времени потребуется, чтобы перебрать все возможные варианты? А кто сказал, что эти варианты существуют? И кто рассчитывает даты?
В полтретьего Ева берет телефон. Она набирает номер из блокнота девушки и просит Марину. Не удивившись позднему звонку, усталый женский голос сообщает ей, что Марина покончила с собой на прошлой неделе, а ее мать в больнице.
– Сгоре-е-е-ла, – зевает женщина на том конце трубки, – и никто не знает, почему. Облилась бензином, походила по двору и чиркнула спичкой. А я родственница, сижу на телефоне, квартиру продаю. Оставьте свой номер, квартира хорошая, двухкомнатная, окна во двор, балкон…
Ева села в кресло, закутавшись в плед, и смотрела в открытое окно на небо до четырех десяти. В четыре десять позвонил злой Карпелов и сообщил о найденных на берегу водохранилища утопленниках.
– Чем ты там занимаешься? – шипел он в трубку, – На меня сослуживцы уже косятся!
– Знаешь, что такое «клуб О.Б.»? – перебила его Ева.
– Нет. Я с тобой не поеду. Там свои ребята неплохие, я когда вчера вечером позвонил и попросил сообщать мне домой о всех всплывших в водохранилище утопленниках, они даже не издевались, проявили сочувствие и такт! Я сказал, что ты будешь через сорок минут, так что бросай трубку и попробуй одеться по секундомеру.